— Послушайте, — продолжал Ганимар. — Ошибка невозможна. Негодяй уже приступил к вывозу вещей из гостиной. И, как обычно, положил свою визитку на камин. Но вот тут появился Альмеер, тогда как считали, что он находится в театре. Попав в ловушку, Люпен выстрелил в упор. А теперь желал бы заставить нас поверить в свою непричастность и в то, что его автограф под преступлением якобы подделка. Расскажите кому–нибудь другому!
— Успокойтесь, Ганимар!
— Ах! Прошу, прощения. Но он способен хоть кого довести до белого каления, этот бандит. «Близорукий полицейский»… Поживем — увидим, голубчик!
Комната была погружена во тьму. Пахло сыростью и увядшими цветами. Слышалось дыхание одного, другого, и тишина делала более странным, более пугающим присутствие людей в засаде.
— Думаете, он явится? — прошептал чей–то голос.
— Наверняка, — прозвучал ответ из другого угла.
— Мадам… Вам не страшно?
— Еще как… Я на пределе, — ответил голос женщины — молодой женщины.
— Замечательно придумано! — сказал кто–то вроде бы рядом с дверью. — Ковчежец XVI века! Он должен кусать себе локти от бешенства при одной только мысли, что от него ускользнул самый лакомый кусочек.
— Тсс!.. Слушайте… Машина.
Часы на церкви Святого Августина пробили двенадцать ударов. Затем почти неуловимое царапанье и легкое дуновение воздуха возвестило о приближении ночного визитера. Он находился в прихожей и двигался с гибкостью кошки, но его выдавало шуршание материи. На пороге гостиной он заколебался. Может, он инстинктивно насторожился? Но вот он сделал шаг, второй.
— Свет!
Приказ донесся из правого угла гостиной. Слева протянулась рука и повернула выключатель.
Внезапно люстра засияла всеми огнями. От неожиданности мужчина замер на месте. Он увидел, как некто, по виду бродяга, преградил ему путь к отступлению, целясь в него из револьвера. Над креслом появилась голова. Из–за фортепиано возник силуэт. Наконец, покидая укромное местечко, из–за ширмы появилась женщина в черном с красивым бледным лицом и села на кушетку.
— Я полагаю, Арсен Люпен, — сказала она.
— Я полагаю, мадам Альмеер, — сказал Люпен.
Они смотрели друг на друга. Люпен улыбался. Она пыталась расшифровать ироническую улыбку визитера, прочитать в карих глазах, затаивших хитрость и в то же время нежность его намерения.
— Ковчежца не существует в природе, — продолжала она. — Я упомянула о нем журналистам для того, чтобы раздразнить вашу алчность… И вот вы явились собственной персоной… Марио, обыщите этого господина.
— Напрасный труд. Я не вооружен.
И все–таки Марио обыскал Люпена.
— Куда ты подевал револьвер, которым убил хозяина? — спросил он.
Люпен отряхнулся, как если бы руки Марио измарали его красивый костюм в стиле принца Уэльского.
— Кто эти господа? — спросил он. — Обезьяна — это Марио, знаю. А вот кто все прочие охранители?
Мужчины с угрожающим видом подошли к Люпену вплотную.
— Сохраняйте спокойствие! — приказала им вдова. — Вы же видите, что он готовится разыграть перед вами очередной номер из своего репертуара. Привяжите его к стулу.
— Поаккуратней, вы. У меня нежная кожа.
— Раз уж мы тебя интересуем, — сказал Марио, ловко орудуя веревкой, которой предусмотрительно запасся, — то верзила — это Бебер.
— Какое оригинальное имя.
— А другого зовут Ле Грель.
— Как же я не догадался сам!.. Готово?.. Ладно. По–говорим–ка о деле, дорогая мадам. Мне некогда — в полночь у меня свидание. Итак, в двух словах, вы сообщили журналистам, что собираетесь уехать и отпустили слуг, а по возвращении объявите о продаже не только картинной галереи мужа, но также уникальной драгоценности — ковчежца. Прекрасно. И что же теперь?
— Вы вернете мне все, что себе присвоили.
— Черт побери! Как же вы требовательны, однако. А если я не соглашусь?
— Мы сдадим тебя в руки твоего дружка Ганимара, — ответил Марио. — На сей раз тебе крышка.
— Даже если я сошлюсь на право законной самозащиты?
— Для вора права законной самозащиты не существует.
— Ладно. Я все возвращу.
— Что?
— Вы поражены, да? Люпен уступает по первому требованию! Люпен капитулирует в открытом поле — да позволено мне так выразиться… Люпен вывешивает белый флаг… Конец легенды! Идол падает с пьедестала, что за вид у вас, однако!
— Мне не нравятся твои шуточки, — пробормотал Бебер.
— Дорогая мадам! Да объясните же своим лакеям, что у меня нет выбора. На что вы рассчитывали, заманивая меня в ловушку? Что я верну награбленное? Я согласен. И если бы я мог заодно воскресить вашего мужа… Заметьте себе, честные люди от этого ничего бы не выиграли.
— Хватит болтать! — проворчал Ле Грель. — Что будем делать?
— Все проще простого. Вы уедете втроем.
Марио подошел к пленнику:
— Сиди спокойно — это в твоих же интересах. Мстить за хозяина мы не намерены. Альмеер был сволочью. Но она…
Возвращение мадам Альмеер помешало ему закончить фразу. Она держала в руках большой револьвер армейского образца.
— Нет! — возразил Марио. — Так дело не пойдет. Вам с ним не справиться. Дайте–ка его мне и возьмите мой… А теперь садитесь перед ним и не спускайте с него глаз. От него можно ждать чего угодно. И если он пошевелится, стреляйте. Ни малейшей жалости. Ведь этот человек — убийца вашего мужа!.. Если мы через час не вернемся, звоните сами знаете куда.
— Да, договорились, — заверила его вдова.
Трое заговорщиков вышли, и дверь особняка за ними захлопнулась.
Люпен и молодая женщина сидели лицом к лицу. Некоторое время спустя Люпен пробормотал:
— Режина!
Мадам Альмеер так и подскочила:
— Что?.. Запрещаю вам…
— Не сердитесь, — смущенно сказал Люпен. — Вас смущает, что я знаю ваше имя… Но мне известно о вас все. Послушайте, неужели вы думаете, что перед визитом в этот дом я не изучил жизнь Альмеера, а заодно и вашу под лупой. Какой жалкий тип этот Альмеер… Я от души жалел вас, Режина… Такое тонкое создание, и стало добычей этого субъекта. Как по–вашему, почему я пришел сегодня вечером? Полноте! Будьте другом — не думайте, что меня так легко обвести вокруг пальца. Бросаясь в волчью пасть, я знал, что делаю.
Револьвер дрожал в руке Режины, но она продолжала целиться в грудь Люпена. Смущаясь все больше и больше, она внимала этому странному мужчине, говорившему с чувством нежного почтения, как чуточку влюбленный друг, который решился на признание.
— Мне хотелось вас встретить, — продолжал Люпен. — И сказать, что вы вне опасности. Я знаю, если вы убили Альмеера…
Он осекся. Глаза его видели, как палец Режины белеет на курке. Его жизнь висела на волоске, но он был уверен, что этот волосок не порвется. Игрушка в ее руках, однако игру вел он. И спокойно закончил свою фразу.
— …значит, вас довели до крайности.
Режина не выдержала. Уронив оружие, она укрыла лицо в ладонях.
— О! — простонала она. — Если бы вы только знали…
— То–то и оно, что я знаю. Его галерея, его картины — всего лишь фасад, который не замедлит растрескаться от множества долгов, о которых вы наверняка и не подозревали. Темные делишки! Я предпочитаю о них умолчать. А в довершение, он позволял себе вас ревновать… Не плачьте, Режина… Все, что вы претерпели… Грубые окрики, дикие сцены, рукоприкладство… О да… Рукоприкладство… Наводить справки — часть моего ремесла. Все это позади… Позвольте мне рассказать вам последний акт, поскольку то, чего я не видел, я хочу себе вообразить. Итак, вы были в театре. Я выбрал тот вечер, чтобы нанести вам короткий визит на дому. Вы почувствовали утомление. Муж привез вас домой. Он был взбешен, поскольку намеревался ужинать «У Максима», как обычно. Вы поссорились… в курительной, кажется.
— Он влепил мне пощечину, — сказал Режина.
— И тут вы берете его револьвер, тот самый, за которым только сейчас ходили, и стреляете… Он хочет убежать. Добирается до гостиной и валится на паркет… Тут вы обнаруживаете, что в гостиной побывали грабители. Счастливое совпадение обстоятельств! Преступление можно свалить на них. Вы звоните в полицию.