Как мы видим, снисхождение не играло никакой роли в этом смирении, продиктованном исключительно правильно понятой выгодой.
Луи ждал. Жил в тени этой пары, замаскированный, как детектив в романе, неузнаваемый. К тому же, как оно обычно водится, внешний мир перестал существовать и для наших влюбленных.
Мишлин и Марселей путешествовали: Флоренция, Венеция, Неаполь, Капри… Настоящее свадебное путешествие! Луи страдал еще сильнее, чем мог себе вообразить. Случалось, в ресторане, где он обедал за столом по соседству со столиком двух голубков, рука его, вспотев, сжимала нож. Но он вовремя спохватывался. Лезвие кромсало лишь невинную дыню, а тем временем несчастный до крови кусал себе губы под фальшивыми усиками.
Наступили дни, когда Мишлин дула губы, пока ее спутник разглагольствовал. Наступили дни, когда лицо молодой женщины выражало безразличие, скуку… грусть, когда глаза ее, казалось, что–то искали вдали, за пределами видимого. Наступил день, когда она нервно высвободила руку, которую Марселей сжимал в своей. И тут Луи перестал сомневаться в своей победе. Еще чуточку терпения!
Лето привело парочку в горы. Мишлин вернулась в шале, Марселей — в свой отель. Вначале этот вызов элементарной осмотрительности смутил Луи. Можно ли доходить до такой степени неосторожности? Но вскоре он понял, какой высшей надеждой, скорее всего неосознанной, был подсказан такой выбор: разжечь угасающее пламя любви именно в тех местах, которые видели, как оно рождалось. Запасшись морским биноклем, он с терпением онтомолога следил из «орлиного гнезда» за движениями любовников. В то утро, когда Мишлин встретила Марселена, не раскрутив бигуди, Луи понял, что выиграл партию окончательно и бесповоротно.
Значит, оставалось лишь ждать удобного случая. Он представился, когда из ложбины донесся полуденный перезвон колоколов. Говорят, убийцы всегда возвращаются на сцену своих подвигов. Угрызения совести?.. Вызов?.. Марселей остановился посреди мостков, наклонился над перилами. И Луи, инстинктивно, тоже приблизился к нему на цыпочках. На этот раз никакая ветка не остановила тело при его падении.
Перед тем как подняться в шале, Луи заскочил в деревню. Его сердце бешено колотилось, когда он толкнул дверь на кухню, где Мишлин склонилась над паром сковородки.
— Вот твоя соль, милая.
Она долго оставалась в неподвижной позе, застыв с деревянным половником в воздухе, согнув спину, словно в ожидании удара. И наконец пробормотала, не оборачиваясь:
— Как же ты долго шел, милый!
— Должен тебе признаться, что я возвращался не кратчайшим путем, — ответил Луи.
И принялся расшнуровывать тяжелые башмаки.
Опасные клиенты
Анри торопливым шагом обогнул танцплощадку, на которой дергалось несколько парочек, напоминая эпилептиков, пересек холл и, не постучавшись, толкнул дверь кабинета с табличкой «Дирекция». Мог ли господин Рене, владелец кабаре–дансинга «Сундучок», ошибиться в смысле такого вторжения?
«Только этого нам еще и не хватало!» — воскликнул он. Что не помешало ему с робкой надеждой присовокупить: «А вы уверены?»
Вместо ответа гарсон протянул своему патрону бумажную ассигнацию достоинством в пятьсот франков и отчеркнул ногтем ее номер.
Господин Рене открыл записную книжку и проглядел колонку цифр. Для перестраховки! Разве же эти цифры не отпечатались в его памяти, как и слова, несколько часов тому назад произнесенные широкоплечим мужчиной с короткими усами в потрепанном дождевике, чью страшную профессию он распознал с одного взгляда.
Ограбление было произведено позавчера вечером в магазине кожаной галантереи на бульваре Сен–Мартен. Грабители обобрали кассу, изъяв девять тысяч франков. Одними пятисотфранковыми купюрами. По счастью, известны номера этих купюр — пострадавший незадолго до грабежа снял эти деньги со своего банковского счета.
— Но кфсое отношение' эта история имеет ко мне? — удивился Рене.
— Не исключено, что самое прямое. Три из этих купюр уже были пущены в оборот прошлой ночью у одного из ваших коллег на Пигале. Надеюсь, до вас дошло? Эти голубчики кутят на награбленные деньги. Вот я и предупреждаю все увеселительные заведения. Запишите–ка себе номера похищенных банкнотов, а также номер нашего дежурного на Монмартре. Если разыскиваемые полицией воры «высадятся» на вашей территории — один звонок, и я нагряну к вам. У вас всегда найдется предлог задержать их на пяток минут!
И полицейский инспектор Меркадью распрощался со словами: «Удачи вам!», что показалось господину Рене верхом дурного вкуса.
— А как они выглядят, ваши клиенты? — раздраженно поинтересовался патрон «Сундучка», делая ударение на притяжательном местоимении «ваши».
Анри почесал затылок.
— Мужчина и женщина, оба еще молодые. Она хорошенькая. На первый взгляд они не производят впечатления опасных преступников. С них причитается круглая сумма — пятьдесят франков.
— И что же вы им сказали?
— Что у меня нет сдачи и я пошлю разменять их бумажку в табачный киоск.
Сняв трубку, господин Рене дрожащим пальцем набрал номер:
— Алло! Инспектор Меркадью?.. «Они» у меня!
От радостной реакции его собеседника на другом конце провода у господина Рене даже завибрировала трубка. Он тяжело поднялся с места.
— Они спешат?
— Похоже, что да. Тип что–то буркнул себе под нос и глянул на часы.
Господин Рене призадумался, и на его перекосившемся лице читалась работа мысли.
— Лучше не создавать напряженной обстановки. Ступайте и отдайте ему сдачу — четыреста пятьдесят франков. Я предприму другой маневр.
Подождав, когда мужчина подаст знак гардеробщице, хозяин дансинга ватными ногами направился к парочке и с умильным видом спросил:
— Как! Вы нас уже покидаете? Неужели вы тут плохо проводите время? А ведь вы наши постоянные клиенты. Мне кажется, я вас узнаю.
Ответила женщина:
— Да, мы уже к вам заглядывали. Но это было так давно.
— Давно или недавно, все равно вы — друзья нашего дома. Что мог бы я предложить его друзьям, чтобы отметить третью годовщину со дня открытия «Сундучка»?.. Анри! Бутылку шампанского!
Муки господина Рене длились пять минут, как это и было предусмотрено. Прислонившись к стене, украшенной звездочками, в промежутке между фото двух не совсем одетых миниатюрных женщин, он был уже близок к обмороку, когда на пороге бара появился Меркадью: шляпа сдвинута на затылок, подбородок выдвинут вперед. Неоновая вывеска окрасила его фигуру кровью.
— Где они?
— Там, позади оркестра. Тип напяливает пальто. Самое время!
Меркадью запустил руку в карман плаща, опасное содержимое которого заявляло о себе через материю.
— Вы уверены, а? Шутки в сторону. Ошибка могла бы нам дорого обойтись!
Господин Рене протянул полицейскому вещественное доказательство.
— О’кей! Зайдите завтра в мой кабинет — набережная Орфевр.
— Как… вы идете один?
— Зачем мне целый полк? Сейчас убедитесь, что все проще простого.
— Желанием я не горю.
Тем не менее господин Рене смотрит. И видит, что Меркадью остановился в двух шагах от парочки. Женщина вздрогнула, а мужчина инстинктивно съежился и вдруг наклонил голову так, что плечи его сникли.
Меркадью направлял своих пленных к холлу: ни один человек в зале и не заподозрил чрезвычайного происшествия. Проходя мимо господина Рене, он одарил его победной улыбочкой:
— Все проще простого… Жду вас завтра!
Такси увезло всю троицу.
Мужчина извлек из своего бумажника девять пятидесятифранковых купюр — сдачу, которую дал ему гарсон.
— Получается по сто пятьдесят на рыло. Чаевые — за мой счет.
— Вот он — наш оборотный капитал! — радостно провозгласил Меркадью, демонстрируя всем большую бумажку, полученную им из рук Рене.
И, оборачиваясь к молодой женщине, предупредил ее как истый джентльмен:
— В следующий раз вашим кавалером буду я, дорогой друг… Мы играем в полицейского попеременно!