— Жорж, ты бредишь? С тобой часто такое?
С трудом выбираюсь из тумана.
— Извини меня. Если позволишь, я пойду спать в комнату для гостей, должен хорошо выспаться. Мне очень жаль, но сегодня мне не до галантностей.
Тяжело поднимаюсь, проходя мимо, целую Берту в щеку.
— Я подумал о том, что ты мне сказала насчет Эвелины. Если она хочет, может поселиться у меня, место найдется. И она будет абсолютно свободна в своем времяпрепровождении. Спокойной ночи, Берта.
Глава 3
Поль сказал мне:
— Извини, Жорж, это опаснее, чем я думал. Понимаю, ты дошел до ручки после несчастья, случившегося с тобой, это естественно. Но раскрой глаза, старина, ты не виноват. Раз ты захотел, я прочел и перечел твой, как ты его называешь, судовой журнал. Мне тебя, конечно, жаль, но ты принадлежишь к тем людям, которые внезапно взрослеют в шестьдесят лет и испытывают юношескую страсть в возрасте, когда ее уже нельзя удовлетворить. Это поддается лечению, и для этого есть я.
Лучшее лекарство именно то, которое я рекомендовал: держи перед собой зеркало и описывай себя без жалости, со всеми переживаниями, тиками, гримасами. Понял? Если твои чувства будут прятаться от тебя, как змеи в траве, мы с тобой придем прямиком к неврозу. Смелее, черт побери! Ты мне доставишь удовольствие, припомнив, ничего не забыв, все обстоятельства, приведшие к драме. Итак, ты покинул Пор–Гримо с Бертой. Продолжай и не забывай, мне нужно большее, чем резюме. У тебя не описана целая неделя.
Подожди, — добавил Поль, — ты заслужил рецепт. Ничего сильнодействующего, просто успокоительное. Принимай с водой, если, когда будешь писать, почувствуешь, что теряешь хладнокровие. Договорились? Если, несмотря ни на что, тебя прихватит, звони, примем меры.
Дружеское похлопывание по спине. Я снова во власти своих грез. Ну и пусть, я хочу их пережить снова.
Итак, мы с Бертой вернулись в Гренобль, оба в хорошем настроении. Спокойно обсудили странную идею, пришедшую ко мне накануне: предложить Эвелине поселиться у меня, пока она не найдет подходящую квартиру. За этим предложением скрывалась задняя мысль, которую я теперь могу раскрыть. Я думал, что Эвелина, постоянно нуждаясь в деньгах, отчается и окончательно поселится у меня. Отдельный вход, мансарда на четвертом этаже. Это исключит всякие пересуды.
— Она быстро издергает тебе нервы.
— Посмотрим.
— А если она пригласит своего папочку?
— Марез? Я против него ничего не имею.
— Но он многое имеет против тебя, и ты знаешь почему. Эвелина не страдает избытком деликатности.
Короче, я высадил Берту перед ее домом и возвратился к себе. Мое нервное напряжение спало, я чувствовал себя почти счастливым, как будто начинающаяся неделя должна была принести мне что–то приятное. Как я мог это предвидеть?..
По привычке я сразу включил автоответчик, ничего важного, всякая мелочь. Позвонил Массомбру, его агент дремал в засаде, а Эвелина, казалось, испарилась. Но Массомбр, со своим вечным оптимизмом, надеялся вскоре установить контакт. Я в сердцах бросил трубку. Где она провела ночь? С кем? Еще один день пропал из–за этой дуры. Я некоторое время метался из гостиной в спальню, неспособный принять какое–либо решение. Потом вспомнил, что мне нужно поговорить с Галуа, и спустился в процедурный зал. Мне принадлежит весь дом. Я устроил в нем что–то вроде клиники: первый этаж отведен для гидротерапии и массажа, второй оснащен самыми современными физиотерапевтическими аппаратами. Сам я живу на третьем, а еще надо мной остаются незанятые комнаты. Моя секретарша Николь вся в работе, зажала трубку телефона между ухом и плечом, перед ней открытый журнал записей. Как глухонемой, произношу по слогам одними губами: «Га–лу–а». Не переставая говорить, она показывает на потолок. Смотрю на часы: четверть двенадцатого. Лучше всего пригласить его пообедать. Захожу к Галуа, он лежит на столе, поднимая и опуская груз, прикрепленный через замысловатую систему блоков к ноге.
— Как самочувствие?
— Гораздо лучше.
Хорошо. Нет нужды выкладывать сразу мое предложение. У Галуа есть все основания надеяться на скорое возобновление тренировок. Мое предложение пообедать он принимает не без удивления, У нас хорошие отношения, но близко мы не знакомы. Стараюсь не принимать таинственного вида, но веду себя как человек, предлагающий сделку, выгодную сделку. Вот почему я не стал дожидаться кофе, чтобы начать говорить о новых лыжах, уверенный, что они сразу же его заинтересуют.
— Я сам их опробовал. Ручаюсь, что эти лыжи благодаря еще секретному материалу скользящей поверхности… слушайте, даю слово… совершат революцию. Понимаете, к чему я клоню?
Явно воодушевленный Галуа тем не менее из осторожности молчит. Я — сама сердечность, сама благожелательность — подливаю вина в его бокал.
— Мадам Комбаз, извините ее, не смогла прийти. Она была бы счастлива, если бы вы согласились дать нам ваше экспертное заключение. От вас требуется простая консультация и, разумеется, не бесплатно.
— Из–за своей лодыжки я еще инвалид и никак не представляю себя в роли испытателя, — смеясь, отвечает Галуа.
Здесь я вынужден перестать писать, так трясется моя рука. Быстро принимаю с водой чудодейственное лекарство. Через несколько минут чувствую, что паника утихает. Как странно, но на протяжении этого дня у меня не было ни малейшего ощущения, что я переживаю исключительные минуты.
Галуа смеется, он отказывается только для проформы. Я настаиваю.
— Если вы согласны (а вы уже согласны, не так ли?), вас отвезут в Изола без излишней огласки. Никто вас не увидит, вы сами выберете удобное время, сами будете распоряжаться собой. Но одно условие: если кто–нибудь случайно заинтересуется лыжами, скажете, что это обычные лыжи «комбаз», они есть в продаже. С самым естественным видом, как что–то само собой разумеющееся. И до возвращения храните молчание.
— Ого! — смеется Галуа. — Какая таинственность! Я искренне хочу, чтобы этот новый материал действительно оказался высококачественным, но тем не менее это всего лишь лыжи.
— Хорошо, хорошо. Сначала испытайте, а потом будем решать. Если вы согласны, мадам Комбаз предложит вам… но здесь я умолкаю.
У Галуа крупная голова с резкими чертами обветренного лица спортсмена, проводящего много времени на воздухе. Он не привык торговаться и внезапно становится серьезным.
— А вы не водите меня за нос? — отдергивает он руку, готовую скрепить сделку.
— Повторяю, вы будете приятно удивлены.
Галуа молча пожимает мне руку. Соглашение заключено.
— Через три дня, — предлагаю я, — идет?
— Прекрасно.
— Вы поедете с инженером фабрики Лангонем.
— Я его знаю.
— Само собой, если захотите остаться там и покататься, ради Бога.
— Спасибо.
— Надеюсь, со сборной Франции никаких проблем?
— Никаких, все знают, что я в отпуске.
— Прекрасно. Позвоните мадам Комбаз и Лангоню для уточнения деталей. Я счастлив, дорогой Галуа.,
Я взаправду был счастлив и чувствовал необыкновенную легкость, когда поднимался к себе. Сразу же позвонил Берте, она выслушала хорошую новость, не высказав особого восторга.
— Что–нибудь случилось? — спросил я.
— Ещё спрашиваешь. Конечно, Эвелина. Мы только что сильно поцапались.
— А что такое? Она у тебя?
— Пока еще не съехала, но дело к этому идет.
— Она ночевала дома?
— Конечно, что это тебе взбрело в голову, мой дорогой Жорж.