Но однажды один из наших работников, побывавший в холмах Буритау, рассказал мне, что обнаружил там в одной из скалистых расщелин гнездо какого-то большого хищника, сооруженное прямо на склоне. Судя по описанию, гнездо могло принадлежать одному из самых больших грифов нашей страны — белоголовому сипу^ который нередко делает гнезда прямо на земле. Расспросив как следует о дороге к этому гнезду, я на следующий день с двумя своими товарищами выехал на заре к холмам. Чтобы добраться до нужной ложбины, необходимо было миновать несколько гряд сыпучих песков. Тяжелый мотоцикл М-72 увяз в первом же бархане. Кое-как, работая изо всех сил, мы проволокли его через все преграды и к 10 утра прибыли на место. Расщелина была врезана в скальное основание холма довольно глубоко и напоминала маленькое ущелье, которое заканчивалось в верхней части подобием скального цирка. Мы усердно принялись обшаривать склоны и скалы, но, кроме снующих везде каменок и хохлатых жаворонков, не видели никого. Правда, в скальном цирке находилась пара гнезд скалистых поползней. Эти серые с черной полосой через глаз птицы, несколько превосходящие по размерам наших лесных поползней, перелетали по скалам, перекликаясь громким звенящим свистом. Но гнезда грифа нигде не было. Очевидно, мы попали не туда.
К 12 дня каменистое ущелье под лучами апрельского солнца раскалилось так, что мы едва дышали. Забравшись в самое верховье, я перевалил в соседнее ущельице и только хотел начать спуск по крутому склону, как вдруг подо мной внизу взмыла вверх огромная птица. Сразу же узнав в ней бурого грифа, я взглянул на место, откуда она взлетела, и увидел гнездо. Да еще какое! Удивлению моему не было границ. Бурый гриф соорудил гнездо не на какой-нибудь скалена на земле, на крутом склоне, покрытом выгоревшей травой. Огромная куча ветвей была уложена в пирамиду чуть ли не в рост человека. На макушке этой кучи был устроен лоток, где среди небрежно набросанных клочков бурой шерсти лежало большущее яйцо. Оно оказалось уже надклюну-тым, птенец вот-вот)должен был вылупиться. Родители тревожно кружили над гнездом…
В повседневной работе мне постоянно приходилось разыскивать гнезда птиц. Ведь без изучения гнездовой жизни птицы невозможно определить, является она полезной или вредной, очень важно знать, чем питаются птенцы, как проходит их развитие. Кроме того, при исследованиях гнезд выясняются многие важные теоретические вопросы. И чем больше найдено гнезд у какой-либо птицы, тем более подробно можно изучить ее биологию. Но не всегда поиски гнезд проходят так быстро и успешно, как в описанном случае с грифом.
Поиски птичьих гнезд — это своеобразный заразительный спорт. Я увлекся им еще в школьные годы и до сих пор помню то волнение, которое я испытал, найдя первое гнездо. Маленькое, аккуратно свитое на сучке березы гнездо зяблика с четырьмя пестро раскрашенными яичками выглядело как какая-то таинственная лесная драгоценность. С тех пор я нашел уже не одну сотню гнезд, но по-прежнему меня волнует каждое вновь найденное гнездо. Чтобы быстро обнаружить гнездо птицы, нужно хорошо знать ее привычки, повадки, любимые местообитания, нужно, если хотите, понимать «птичий язык», ибо тревожные крики, издаваемые птицей у гнезда, часто сильно отличаются от других издаваемых ею звуков. Иногда наблюдателю просто везет, и он натыкается на какое-нибудь гнездо случайно, чаще же приходится проводить кропотливые поиски с длительным выслеживанием.
Легче всего находить гнезда, когда их вьют или в них находятся птенцы, которых кормят родители. Труднее обнаружить гнездо во время насиживания.
У каждой птицы — свои приемы постройки и маскировки гнезда, что необходимо учитывать при поисках гнезд.
Так, в кустарниках заповедника гнездится в большом числе маленькая юркая птичка — скотоцерка. Несмотря на свои маленькие размеры и вес (около 9 граммов), она сооружает довольно объемистые шарообразные гнезда с боковым входом. Свои гнезда скотоцерка прячет очень искусно в глубине густых кустов. Можно стоять рядом с таким гнездом и не видеть его. Поэтому в первую весну я не смог найти ни одного гнезда этой птички, на следующий год я нашел только четыре, зато на. третью весну я случайно натолкнулся на весьма продуктивный способ поисков этих гнезд.
Случилось это в середине февраля, когда в пустыне стали распускаться первые цветы. Пробродив целый день среди зеленеющих холмов, я возвращался на кордон. Солнце уже почти касалось горизонта. В одном месте мое внимание привлекла пара беспокоящихся скотоцерок. Тревожно треща, они перепрыгивали по сучкам кустарника, подергивая своими длинными хвостиками. Я взглянул вверх на склон бугра и неожиданно для себя сразу же увидел гнездо. Оно резко выделялось черным шаром на силуэте куста, насквозь пронизанного лучами заходящего солнца. И вот я стал на восходе и закате бродить по холмам, внимательно просматривая просвеченные солнцем кусты, и в короткий срок нашел два с половиной десятка гнезд.
Много хлопот доставили мне поиски гнезда тонкоклювой камышовки, маленькой птички серо-бурой окраски с беловатой бровью над глазом. Гнезд ее в Таджикистане еще никто не находил. Камышовки с начала марта наводняли тростниковые заросли заповедника, оглашая воздух звучными щебечущими песенками, журчащими, как ручеек. Так продолжалось до конца апреля, после чего почти все они вдруг исчезали из заповедника за исключением немногих пар, остающихся на гнездовье в самых глухих уголках. Сколько я изорвал одежды, рыская в этих тростниках, возвышавшихся плотными трехметровыми стенами вдоль берегов озер и проток! Передвигаться внутри подобных зарослей было очень трудно. Среди острых жестких прошлогодних листьев и стеблей любое резкое, неосторожное движение кончалось порезом, а шум при передвижениях распугивал все живое далеко вокруг.
Только на следующее лето, исследуя рогозовые заросли вдоль северных границ заповедника, я обнаружил массу ютившихся здесь камышовок, которые, весело распевая, занимались постройкой гнезд. На второй день непрерывных поисков, которые я вел среди густых рогозовых зарослей по пояс в теплой воде, мне удалось наткнуться на камышовку, тащившую в клюве клочок растительного пуха. Через несколько минут, проследив за птицей, я увидел и гнездо. Оно было подвешено к трем рогозовым стеблям сантиметрах в 15 над водой и было насквозь мокрым. Тут же выяснилось, что обе камышовки, вьющие гнезда в основном из растительного-пуха рогозовых головок, прежде чем вплести очередной пучок в стенку гнезда, смачивают его, макая в воду. Мокрый пух более плотен и пластичен, вить из него намного легче. К сожалению, это гнездо погибло через три дня — его затопила внезапно поднявшаяся вода.
Много пришлось повозиться с гнездами бухарской большой синицы. От европейской большой синицы она отличается только меньшими размерами и отсутствием в окраска желтого цвета. Она довольно многочисленна в туранговых лесах заповедника, где гнездится в дуплах деревьев, как и все синицы. Но на первых порах никак не удавалось найти дупло, занятое-этой птицей. Повальный осмотр всех встретившихся дупел также не давал результата. А дупел было множество — большие и маленькие, глубокие и узкие или настолько широкие, что туда можно было просунуть голову. При обследовании дупел я натыкался то на гнездо дятла, то на компанию летучих мышей, то на змею, а однажды даже столкнулся с вараном, имевшим не меньше метра в длину. Но чаще всего дупла были пустыми. Гнезд синиц не было нигде.
Положение усложнялось еще тем, что я не знал сроков размножения этой птицы. Задорные птичьи песни начинали звучать в заповеднике уже с середины января. Весь февраль и март по зарослям сновали синичьи пары, ничем не выдавая своего намерения приступать к гнездованию. И вот однажды днем, когда солнце пекло уже достаточно сильно, я шел по лесной дороге и услышал знакомый жужжащий позыв, несшийся из глубины зарослей. Такой позыв обычно издают слетки[3] большой синицы, выпрашивающие корм. Я даже вспотел от волнения — неужели прозевал гнездовой сезон? Неужели эти синицы уже кончают вывод птенцов? Осторожно пробираясь среди кустов, подошел поближе и с удивлением увидел вместо выводка одну-единственную синицу, сидевшую на сухой ветке. Вскоре к ней подлетела другая, сунула ей в клюв какого-то червяка, а потом они обе упорхнули в заросли. Продолжив слежку, я убедился, что передо мною пара взрослых птиц и что я видел своеобразную брачную игру, где самка стимулировала выкармливающий инстинкт самца, в точности воспроизводя позыв голодного слетка. В это же время начались частые драки между отдельными парами. Я расхаживал по зарослям с топором, выстукивая подозрительные деревья, непрерывно следил за отдельными парами птиц, но безрезультатно.
3
Слетками орнитологи называют птенцов, только что покинувших гнездо, которых еще усиленно кормят родители.