Сейчас решено искусственно расширить ареал этого вымирающего животного. Думают завести его в горы Сары-Хасора в Центральном Таджикистане. Богатейшая растительность, редкое население будут способствовать успешной акклиматизации. Однако это куда легче сказать, чем сделать. Ведь с дикими животными не так легко сладить. Можно, конечно, ценой больших усилий поймать сетью, скрутить и перевезти по тряским горным дорогам взрослых животных, но будет ли от этого толк? Горы Центрального Таджикистана довольно круты, там много и скал и пропастей. Ошалевший от страха олень, выпущенный на свободу, может тут же разбиться. Для того чтобы животные успокоились, привыкли к горам, нужно некоторое время продержать их в просторных вольерах, причем олени не должны пугаться человека, они должны быть ручными. Но взрослых оленей невероятно трудно приручить. Зато оленята, пойманные вскоре после рождения, привязываются к выкармливающим их людям, как собачки, и не покидают их, даже когда совершенно вырастут.
Итак, решили начать формирование ручного стада в заповеднике из новорожденных оленят. Но для этого нужны оленята в возрасте одного-двух дней. Более взрослые с каждым днем теряли способность к приручению. В майские дни 1957 года сотрудники заповедника и Института зоологии вышли на поиски новорожденных оленят. Заранее были высмотрены все места, где держались беременные самки. Как правило, это были самые глухие уголки заповедника. День за днем пешими или на конях, группами или в одиночку мы обшаривали заросли. Устраивали пешие и конные облавы. Пастухам скотоводческих ферм, расположенных на территории заповедника, объявили, что за поимку и доставку живьем олененка выплачивается денежная премия. Однако результаты оказались скудными. За три недели непрерывных поисков было изловлено всего четыре олененка. Малышей поместили в вольеру, и сотрудники кормили их из сосок коровьим молоком. К концу лета они уже достаточно подросли и окрепли и главное сильно привязались к людям. Решили дать им свободу.
Много было волнений в тот день, когда перед оленятами распахнулись двери вольеры. Но наши страхи оказались напрасными. Держась дружной группой, оленята бродили поблизости от кордона или во дворе, аккуратно являясь на кормежки. Особенно сильным и рослым был олененок, который получил кличку Малыш. Он оказался и самым счастливым из этой группы: один из них вскоре потерялся, другого застрелил при попустительстве охраны какой-то подлец, под видом гостя пробравшийся в заповедник с оружием, так что на следующую весну осталась только пара — Малыш и самка Прима. Они были очень дружны и держались всегда вместе. Когда на следующую весну ловля оленят возобновилась и поймали еще четырех, то, прирученные и выпущенные на волю, они держались отдельным табунком. Малыш и Прима их избегали. Но в одну из ветреных октябрьских ночей от руки браконьеров пала Примка. Малыш остался один. Он очень тосковал. К этому времени у него уже появились тонкие вилочки рогов. Малыш целыми днями бродил по кордону и шутливо пихал людей, подпрыгивая и всячески заигрывая с ними. Люди сначала с удовольствием, а потом и с опаской посматривали на резвящегося зверя, ибо он в это время на отменных харчах уже вырос и накопил силенок. Люди с тревогой думали, что будет во время гона, — олень уже и сейчас сильным ударом мог пропороть человека.
У Малыша была вредная привычка, как, между прочим, и у всех прочих прирученных оленят, — жевать всякие тряпки. На кордоне нельзя было ничего из вещей оставлять открыто. У одного сотрудника олени сжевали накомарник, у другого — вывешенные на просушку после стирки штаны. Я в течение нескольких минут лишился своей новой рубахи, а один раз мне пришлось долго гоняться за Малышом, который стянул положенный мною на перила чайханы бинокль. Зажав ремень в зубах, Малыш мотал этим нежным инструментом во все стороны и шутя увертывался от моих неуклюжих преследований. Когда на кордоне появился новый мотоцикл М-72, Малыш сделал дерзкую попытку сжевать и мотоцикл. Но мотоцикл не дрогнул, и Малыш проникся к этому предмету глубоким уважением — часто можно было видеть, как он старательно его облизывает. Малыш, очевидно, принимал мотоцикл, который он видел в движении, за живое существо и искал с ним дружбы. Облизав его «с ног до головы», он укладывался отдыхать рядом, гордо оглядываясь по сторонам, а когда я выезжал, он часто бежал галопом вслед километр-полтора. За сотрудницей же, выкормившей его, он ходил по тугаям, как собачонка.
Через определенные промежутки времени Малыш исчезал с кордона. Он уходил далеко в заросли на несколько дней и бродил там в одиночестве целыми сутками, удаляясь от кордона на много километров. К концу таких отлучек мы начинали сильно беспокоиться, и скептики утверждали, что на этот-де раз олень ушел окончательно. Но Малыш неизменно возвращался за очередной порцией ячменя и после таких походов несколько дней валялся на кордоне, отдыхал, отъедался и приставал к людям, вызывая их на игру. Маленькое стадо годовалых оленят с почтением обходило юного рогача. Иногда последний снисходил до того, что шутливо бодал рогами кого-нибудь из мальцов, после чего тот в ужасе кидался наутек.
Все мы очень привязались к Малышу и волновались за его жизнь, потому что он частенько выходил в пустыню к самым границам заповедника, куда иногда пробирались браконьеры. Да вдобавок ко всему он совершенно не боялся людей и сам шел на свет фар. Я убедился в этом, когда однажды в пасмурную ветреную ночь в начале марта выслеживал на плато браконьерскую машину. Медленно объезжая песчаный бугор, я встретил Малыша, который бежал мне навстречу. Когда мотоцикл остановился, он быстро приблизился и стал со мной заигрывать, а я забеспокоился страшно. Ведь только что в этом месте «фарила»[2] браконьерская машина.
Но Малышу везло. К третьей весне он здорово вырос. В марте, как и все, он скинул вилочки-рога и, лишившись своего оружия, некоторое время ходил как потерянный, опасаясь кого-либо задирать. А потом вдруг, ко всеобщему изумлению, вместо рогов с одним отростком, у него вымахали рожища с тремя отростками, целая крона. Насколько мне известно, это первый случай подобного рода среди благородных оленей. Очевидно, тут большую роль сыграло обильное питание.
С этими рогами к осени он стал опасен. В августе, когда начался гон, Малыш из озорного, добродушного зверя превратился в яростно кидающегося на всех самца. Дошло до того, что люди по Центральному кордону вынуждены были передвигаться перебежками и не иначе как вооруженные увесистой палкой. Одного из гостей он чуть не запорол насмерть, прижав рогами к стене дома. Потом в тугаях напал на сотрудницу, своими руками вскормившую его, и гнал через заросли до самого кордона, непрерывно сбивая с ног ударами рогов. Сотрудница была так избита и натерпелась такого страха, что сгоряча велела даже пристрелить Малыша. Некоторые работники просто боялись работать в тугаях из-за боязни встретиться с Малышом. Но с окончанием гона он опять присмирел, хотя от былого добродушия не осталось и следа. Однако главное было достигнуто. Взрослый олень бродил по двору Центрального кордона вместе с табунком молодежи, и все они совершенно не боялись людей.
Интересно было проследить, как Малыш и другие прирученные оленята относились к диким оленям. На первых порах, по-видимому из-за посторонних запахов, дикари не подпускали их к себе, держась на почтительном расстоянии. Но впоследствии сначала Малыша, а потом и компанию прошлогодних оленят стали то и дело встречать в обществе их диких собратьев. Однажды я был свидетелем такого свидания. На большой поляне пасся олений табун. Когда я появился на опушке, весь табун обратился в поспешное бегство. Осталось на месте только четверо молодых оленей, судя по рогам-вилочкам, второгодников. Сначала я даже не сообразил в чем дело и оторопело смотрел, как эта четверка, уставившись на меня и недоуменно поглядев вслед убегавшим собратьям, лениво тронулась прямо к моей особе. Они окружили меня и стали теребить за куртку, игриво прыгая вокруг, как бы предлагая и мне порезвиться. Здесь, среди диких джунглей, эта сцена произвела на меня большое впечатление.
Все оленята очень не любили собак, а Малыш их прямо-таки ненавидел. Когда олени были маленькими, то спасались от пастушеских собак бегством, но как только подросли, сами стали гоняться за собаками. Интересно было видеть, как трехнедельные оленята отбивались от собак. Подпрыгнув, они всеми четырьмя ногами били по собаке, а сами падали при этом на бок и отчаянно верещали. Одно время у нас жил здоровенный пес — туркменская овчарка довольно красивой масти. Этот пес был отчаянный трус и рохля. Днем он спал где-нибудь в тени, — а ночью гордо стоял посреди Центрального кордона и беспрерывно гавкал в ответ на все шорохи ночных тугаев, не давая никому спать. Как-то раз, попав на Пионерский кордон, где в то время находились в вольере оленята, этот дурной пес увидел их и сразу же, угадав в них слабых и беззащитных существ, ринулся в атаку. Был поздний вечер. В кромешной тьме пес не разглядел решетки вольеры и врезался в нее на полном ходу. Увидев такое страшилище, оленята отчаянно перепугались. Взвившись, как ласточки, они перемахнули через двухметровый барьер и кинулись наутек в тугаи, где проклятый барбос гонял их до утра.
2
«Фарить» — охотиться ночью с автомашины, ослепляя животных светом фар. Способ охоты, категорически запрещенный в нашей стране.