Он уже дотронулся до ручки двери, когда услышал голос Поттера. То ли инстинкт детектива, то ли слизеринский характер, а может быть, всё вместе заставили его придвинуться ближе и прислушаться.
— И что конкретно ты теперь собираешься делать? Расскажешь Нотту всю правду? — спросил Поттер.
— Не знаю. Думаю, он возненавидит меня, и я это заслужила, — тихо ответила Гермиона.
Теодор замер, почувствовав, как идиотское сердце сжимается всё быстрей, с каждым толчком посылая в грудь волны боли.
«Какого хрена?» — мелькнуло в голове, ноги почему-то ослабли, и он прислонился к двери, надеясь услышать что-нибудь ещё.
— Ты его всё ещё любишь?
— Не думаю, что я когда-либо переставала его любить.
— Тогда ты просто обязана всё ему рассказать, Гермиона. Ты знаешь, что это единственный верный путь.
Далее раздалось какое-то шуршание, звук шагов и тяжёлый вздох Грейнджер.
Сбитый с толку Нотт просто стоял у дверей и безрезультатно пытался найти хоть какой-то смысл в том, что услышал. Он ненавидел сюрпризы, и почему-то точно знал, что этот ему наверняка не понравится.
— Да какого ж хрена? — пробормотал он тихо, машинально опуская руку в карман за очередной сигаретой. Зажечь её он, увы, не успел.
— Ну, вот я и закончил, — в конце коридора, держа в руке бутылочку с ярко-синей жидкостью, появился целитель Дикинсон. — Это должно помочь, — пообещал он и открыл дверь.
Когда они вместе вошли в палату, Поттер быстро встал, поцеловал Грейнджер в щёку, пожал Дикинсону руку и, глядя куда угодно, только не на Теодора, ринулся к выходу.
— Четыре дня, Нотт, — напомнил он вместо прощанья уже из коридора.
Поднявшись на ноги, Гермиона поблагодарила целителя и спустя минуту уже готова была идти. Нотт, не отрывая взгляда, ждал её у двери. Стоило им только выйти на улицу, он, схватив Гермиону за плечо, развернул её к себе.
— Мне кажется, ты что-то должна рассказать мне? — спросил он, резко задрав её подбородок и вглядываясь в карие глаза.
Тео впечатлило, что она не стала ёрзать под его пристальным взглядом.
— Как много ты слышал? — спросила Гермиона, бесстрашно встречая его горящий взгляд и выдавая волнение только тем, что начала покусывать нижнюю губу.
— Достаточно, — процедил Теодор сквозь зубы.
— Достаточно для чего?
— Для этого.
Он вновь прижал её к себе и аппарировал их прочь из госпиталя. Когда они оказались в его квартире, Тео, нависнув над ней, медленно, чеканя каждое слово, произнёс:
— Сейчас я не располагаю свободным временем. Но тебе лучше быть здесь, когда я вернусь, и желательно с готовой историей, — договорив, он резко развернулся и вышел, не оборачиваясь.
Атмосфера в Мэноре была далека от безоблачной. В гостиной тихими голосами беседовали отец и сын Малфои, оба бледные от волнения. Тео прибыл точно в середине речи Скорпиуса. Подобно истинному представителю своей семьи, мальчик пытался казаться спокойным и сдержанным, но срывающийся, дрожащий голос выдавал его возбуждение.
— Я пытался сказать тебе, но ты не слушал меня. Никогда не слушал. Ни ты. Ни мама… Никто, кроме Перкинса.
— Прости, Скорпиус. Я не знал, что тебе было так тяжело, — устало проронил Драко, склонив голову на руки.
— Это потому что ты никогда не разговариваешь со мной. Ты слишком занят, чтобы просто поговорить. Ты всегда занят! Когда последний раз ты водил меня на квиддич? Ты сам-то помнишь? — спросил Скорпиус.
Драко лишь пробормотал что-то неразборчиво, ещё глубже оседая в подушки кресла, словно стараясь спрятаться за ними от укоров сына.
Тео, наблюдавший за происходящим из коридора, решил, что настала пора вмешаться.
— Привет, Скорп! Рад видеть тебя снова, парень, — сказал он, добродушно улыбаясь и сияя, словно новенький галлеон, в надежде хотя бы чуть-чуть снизить уровень напряжения в комнате. — Ну, давай, рассказывай, что происходит.
Чуть ли не подпрыгнув на месте при звуках голоса Теодора, Скорпиус метнулся к отцу. Малфой немедленно встал, заслонив собой сына, очевидно желая защитить его.
Теодор поднял руки в успокаивающем жесте.
— Спокойно… Спокойно, вы, оба. Это всего лишь я, видите? Ни Поттера, ни авроров, никого. Только я. Давайте просто сядем и поговорим.
— Извини, приятель, — пробормотал Драко, снова опускаясь в кресло, и обратился к сыну: — Садись, мой мальчик. Ты должен рассказать всё Тео.
Шумно выдохнув, Скорпиус перевёл дыхание и тоже сел в ближайшее свободное кресло.
Спустя два часа, после долгой и содержательной беседы со Скорпиусом, Драко и Ринкли, Нотт сложил в стройную картину почти все недостающие кусочки мозаики. Конечно, какие-то второстепенные мелочи ещё оставались неясными, но он уже был уверен, что раскрыть их — дело времени.
Ситуация складывалась следующая: Перкинс действительно родился в Мэноре, как и подозревала Гермиона. Насторожённость вызывал тот факт, что родился он в тот год, когда усадьбой заправлял Воландеморт. Мать эльфа умерла родами, сам же малыш еле выжил, и собратья решили, что мать и ребёнок пострадали от тёмной магии и чёрных дел, вершимых в поместье.
Естественно, вся община домовиков по мере сил пыталась помочь отцу Перкинса поставить сына на ноги. Увы, отец вскоре ушёл следом за матерью, и малыш остался круглым сиротой. Хотя Перкинс воспитывался среди эльфов, оставшихся в поместье после реформы, вырос он диковатым одиночкой. Выглядел он жалко, сородичи считали его странным и не принимали всерьёз.
Когда Скорпиус появился на свет, Перкинс буквально влюбился в новорожденного и заявил собственной общине, что собирается служить только маленькому Малфою. Такое раньше бывало среди эльфов, поэтому никто не удивился категоричности его решения. Даже наоборот, все были рады, что маленький бедный сиротка нашёл призвание и цель всей жизни.
К сожалению, то, что поначалу всем показалось счастливым концом, каким-то странным образом перекрутившись, закончилось ужасной трагедией. Возможно, разум Перкинса и в самом деле пострадал от тёмной магии. В любом случае его маниакальная преданность Скорпиусу стала смертельно опасной, когда Драко и Астория собрались разводиться. Оставшись наедине со своими мыслями, подавленный и крайне разочаровавшийся в родителях Скорпиус поддался истерикам, во время одной из которых, ослеплённый яростью, крикнул, что ненавидит отца и мать, и что без них ему было бы лучше. Перкинс принял эти вырвавшиеся в запале слова как руководство к действию и постарался угодить хозяину.
Всё превратилось в сущий кошмар. Погибли четыре человека, и ещё двое были близки к этому. Конечно, жуткая тень Тёмного Лорда наложила страшный отпечаток на всё дело. Однако Нотт не мог отделаться от ощущения, что, если бы Малфои не относились столь пренебрежительно к домовикам, а Драко уделял больше внимания сыну, трагедию можно было бы предотвратить. Но так уж сложилось, что один неверный шаг в итоге подталкивал их к следующему, ещё более неправильному.
Чувствуя, как нарастает тупая боль, пульсирующая где-то за глазными яблоками, Теодор вызвал авроров. Когда они прибыли в Мэнор, всё было кончено в считанные минуты. Скорпиус вызвал Перкинса. Ринкли, глядя на того с жалостью, одним взмахом лапки обездвижил маленькое существо с пепельно-серым лицом, и авроры схватили его. Нотт осмотрел комнату. Астория, прибывшая в усадьбу вместе с Алексом и Сетом, сидела рядом со Скорпиусом. Авроры допрашивали Драко. Ринкли, убитый горем, рыдал в уголке. Тео вздохнул. Он выполнил свою работу. Малфои, хотя и были потрясены, находились в безопасности.