Теперь, сидя в своем кабинете, он лихорадочно пытался вернуть душевное равновесие, но до сих пор его попытки не увенчались успехом. Как он жалел, что Энтони сейчас нет на месте. Его коллега и друг всегда приходил на помощь, когда требовалось освободиться от этого щемящего чувства беспомощности.
— Твою мать! — проворчал Теодор, закуривая очередную сигарету.
Нарочито медленно вдыхая дым, он всецело сосредоточился на вкусе, смакуя его в предвкушении долгожданного спокойствия. Совершенно неожиданно струящаяся сероватая пелена вытянула на поверхность мозга мягкий обольстительный шёпот: «Тогда до завтра» и невесомый поцелуй в уголок губ. Разгулявшийся разум с восторгом подкинул напоминание об изящном изгибе узкой спины в том месте, где тонкая талия плавно перетекала в женственную округлость бёдер, словно облитых тонким шёлком маленького чёрного платья. Теодор снова застонал, однако на этот раз стон не был вызван очередным разочарованием.
«О да, это как раз то, в чём я так сильно нуждался…»
Он резко встал и пошёл к столу. Порывистость движений выдавала поглотившее его нетерпение. Схватив перо и наколдовав белый лист пергамента, он торопливо набросал послание.
«Встретимся у заброшенного камина в западном крыле через десять минут. Т».
— Краткость сестра таланта, — шепнул он сам себе, разложил бумаги по местам и вышел из кабинета.
Спустя несколько минут он уже стоял в министерской совятне, а отправив записку, сразу двинулся к пресловутому камину. Эта часть Западного крыла Министерства служила архивом выданных патентов. Кроме хранителя, которому перевалило уже за сто лет, и редких посетителей, скрашивавших старику одиночество, сюда никто не захаживал.
Не позволяя себе сломя голову нестись через залы министерства и всячески сдерживая шаг, Тео уверенно приближался к месту назначения. По пути ему несколько раз приходила в голову мысль, что Гермиона может передумать и не прийти. Положа руку на сердце, он до сих пор не мог понять, что за безумие накрывало их с головой уже дважды. Даже сейчас, стоило только ему подумать о мягких, полных губах и соблазнительной улыбке Гермионы, он чувствовал, как по венам огнём разливается желание, безжалостной лавой обжигая внутренности.
Он был довольно искушён в отношениях с женщинами. Даже вспоминать не хотелось, сколько за эти годы ведьм побывало в его объятьях. Но ни разу отношения не заходили дальше быстрого бессмысленного перепихона, призванного облегчить плотское желание. И уж тем более, ни одна из этих женщин не в силах была отвлечь его от находящегося в самом разгаре, открытого расследования. В его практике такое случилось первый раз. И ещё одна странность: Гермиона была гриффиндоркой, а выпускницы этого факультета никогда его особенно не привлекали…
Размышляя таким образом, Тео наконец достиг цели. Как он и думал, в коридоре было тихо и совершенно безлюдно. Прислонившись к стене возле камина, он терпеливо ждал, вслушиваясь в ритмичное тиканье часов. Если до этого ему казалось, что время несётся с бешеной скоростью, то теперь всё переменилось: стрелка отмеряла минуты с мучительной медлительностью: «тик» и после долгой паузы «так»… затем снова «тик», пауза и «так»…
Теодор глубоко вздохнул, чувствуя, что от подобных размышлений приятное тепло предвкушения вновь сменяется плохим настроением, царившим в его душе всё время с момента вечеринки. Прошло уже пятнадцать минут, и он всерьёз начал подумывать о том, что пора возвращаться в «Дырявый котёл» к Драко и Блейзу, которые, он точно знал, всё ещё сидели там, когда услышал торопливый перестук каблучков.
Сердце его успело сделать несколько неровных ударов, и Теодор увидел её. На Гермионе не было мантии, только белая блузка, аккуратно заправленная в чёрную строгую юбку. Причёска казалась почему-то ещё более короткой.
Гермиона тоже увидела его, и тонкое, обычно бледное лицо покрыл светло-розовый румянец, а грудь напряглась, так что под тонким шёлком проступили ягодки сосков.
Она так и продолжала идти, пока едва не столкнулась с ним, почти не оставляя между телами расстояния. Оба молчали, и на секунду Тео замер, разглядывая её, любуясь этими пухлыми, приоткрытыми губами и вздымающейся от неровного дыхания грудью. Затем, словно окончательно что-то решив для себя, он обхватил тонкое лицо ладонями и накрыл её губы своими. Гермиона мгновенно ответила, вжимаясь в него, врастая всем телом. Он хрипло застонал, и мягким эхом раздался её ответный стон.
Поцелуй был идеальным. Он смывал все горести и беды, являя собой как раз то, в чём Теодор так страстно нуждался, чего хотел всё это время — окончательный побег из холодного плена одиночества.
Изо всех сил прижимая Гермиону к себе, он подошёл к камину, и пара исчезла, поглощённая зелёным пламенем.
___________________________________________________________________________
*Цимес – десертное блюдо еврейской кухни. Часто готовится с добавлением миндаля или присыпается миндальной стружкой.
========== Глава четвёртая ==========
Резко контрастируя с мрачным коридором Министерства, квартира Тео встретила их ярко освещённой гостиной, каждый квадратный фут которой наводил на мысль о мужском прагматизме. Иными словами, комната служила воплощением простоты и функциональности. Не то чтобы Тео не ценил шикарной вычурности своего родового гнезда, известного как особняк Ноттов, просто он больше не мог выносить его тягостную атмосферу. Золочёные рамы, покрытые шёлком стены, многовековые гобелены, деревянные панели, украшенные затейливой резьбой, богатый бархат отделки — всё это наводило на Тео скуку и вообще действовало удушающе… Хотя… Возможно, это была всего лишь аллергия на пылевых клещей… Не важно… В любом случае, именно эта неприязнь вынудила его приобрести квартиру, которая, казалось, вся состояла из простых, чётких линий, света и воздуха.
Стоило им выйти из камина, Нотт сразу жадно поцеловал Гермиону, крепко сжимая в объятьях. Она с готовностью ответила, и Тео нетерпеливо впился в желанный рот, вырывая и одновременно глуша ещё один требовательный стон. Горячность, с которой Гермиона прильнула к нему тяжело вздымающейся грудью, ещё больше воспламенила его, заставляя исступлённо сжимать её в объятьях. Придерживая кудрявый затылок ладонью, Теодор сгрёб несколько густых коротких прядей пальцами и резко потянул, вынуждая Гермиону запрокинуть голову и соблазнительно выгнуть шею. Он набросился на открывшиеся участки кожи, страстно желая почувствовать на языке лёгкую солоноватость, смешанную с нежным ароматом духов.
«Твою мать!… Какая же она охренительно вкусная!..»
Одной рукой крепко прижимая её к себе, второй Тео медленно провёл по заманчивому изгибу талии. Тому самому изгибу, при одном взгляде на который двое суток назад у него впервые перехватило дыхание. Наслаждаясь прикосновениями, он с нажимом обвёл пышное бедро и остановился на аппетитной округлости ягодицы. Стиснув её широкой, сильной ладонью, Теодор прижал ведьму к себе, толкаясь возбуждённым членом, давая почувствовать всю полноту охватившей его жажды. Издав низкий, гортанный стон, Гермиона сама нетерпеливо дёрнулась, возбуждённо прильнув к нему.
— Чёрт! — проворчал Тео.— Когда ты стала такой невыносимо сексуальной, Грейнджер?
— Кто сказал, что я стала сексуальной, Тео? Может быть, я всегда была такой, а ты просто не замечал? М-м? — вызывающе мурлыкнула она.
Лениво усмехнувшись, Нотт вернулся к мягким, нежным губам, снова забирая их в плен. Он не спешил, потому что намерен был основательно изучить всё, что Гермиона Грейнджер могла ему предложить: каждый изгиб, каждую округлость и ложбинку. Откуда-то Тео точно знал: Грейнджер идеальна! Во всём! И в этот момент она принадлежала только ему! Её статус замужней женщины совершенно не беспокоил Теодора. Сейчас Гермиона была здесь, с ним. Она сама захотела его и поэтому пришла. И это единственное, что имело значение в эту минуту.