На дорожке послышались чьи-то шаги. Ниниан Рутерфорд просунул голову в арку и утвердительно произнес:
— Изучаем природу…
Голос у него был мягким. Его кормилица-шотландка даже утверждала, что именно так заманивающе поет птица, уводя охотника от своего гнезда. Когда-то Джанет завороженно вслушивалась в этот голос, но теперь-то устоит. Или нет? Она повернула голову и увидела смеющиеся глаза Ниниана. За его смехом всегда что-то скрывалось, Джанет это точно знала, но теперь не могла определить, что это. Как будто они расстались только вчера и были лучшими друзьями, а тот двухлетний промежуток, когда они совсем не общались, и вовсе стоит позабыть.
Ниниан вошел в беседку и сел возле нее.
— Ну и как ты поживаешь, моя дражайшая Джо Джанет?
Так он шутливо называл ее когда-то в детстве и потом в юности. Тот же прежний шутливый тон, с которым он взял за правило обращаться ко всем.
— И на что же ты смотрела? — он пропел на одном дыхании:
Она сухо ответила:
— Я смотрела на стрекозу. Никогда не видела, чтобы они были зелеными. Вот, глядите!
Но Ниниан смотрел только на нее.
— Ты похудела? Ты стала такой тоненькой.
— Если пробуду тут еще две недели, вероятно, заметно поправлюсь. Молоко здесь такое жирное. А миссис Симмонс так замечательно готовит!
Он рассмеялся:
— Интересно будет на тебя посмотреть. Честно, дорогая, тебе будут здесь надоедать. И как только Стар могла так с тобой поступить? Заставить тебя смотреть за ее ребенком! Но ведь тебе все равно пришлось сделать то, что нужно Стар, не так ли? Да, хотелось бы увидеть ее в Иерихоне. Но и ты всегда страдала отсутствием здравого смысла.
Джанет с неудовольствием почувствовала, что краснеет.
— Если у меня и есть что-либо, так это только здравый смысл!
— Вот оно как? — глаза Ниниана откровенно смеялись. — Здравого смысла в тебе ровно столько, сколько поместилось бы на краю шестипенсовика. Ты совсем о себе не заботишься и позволяешь другим эксплуатировать себя как только возможно. В этом совсем нет смысла.
Она подняла руки и потрогала ими щеки, а затем снова опустила их на колени.
— Я работаю только потому, что мне это нужно.
— Ну, не будем это обсуждать. Я только сказал, что ты лишена здравого смысла. Ты разрешила Стар втянуть себя в эту передрягу и позволила этому типу — как его там, Хьюго, что ли? — выжать из себя все соки. Ты исхудала на работе, и все из-за этого самодура.
— Он совсем не самодур.
— Самодур, моя милая, и, кроме того, позер.
Ниниан был настолько же смугл, насколько Стар бела и светловолоса. Джанет внезапно поняла, что Стелла очень сильно похожа на него: та же самая энергия, тот же угрюмый, хмурый взгляд, такие же искры гнева в глазах. Сейчас его глаза метали молнии. Ниниан наклонился к Джанет и мрачно сказал:
— Ты не знаешь, как бороться за свою свободу. С тобой столько проблем! Ты можешь быть очень упорной, если тебе позволить, я вполне могу допустить такую вероятность. У тебя есть внутренняя сила, чтобы постоять за себя. Но ты совсем ею не пользуешься. Или ты все время думаешь о других людях, или чересчур горда, чтобы думать о себе.
Где сейчас блуждали их мысли? Оба слишком хорошо знали, что он имел в виду, когда говорил, что она горда. Это означало, что она никогда и не подумает бороться за него, за Ниниана. Она уважает себя — именно это он и назвал гордостью. Если бы Ниниан захотел Энн Форест, Джанет Джонстоун не шевельнула бы и пальцем, чтобы предпринять какие-то меры и вернуть его назад.
— Ниниан, ты несешь чепуху.
— Да? И почему? Я могу говорить все, что захочу, если посчитаю это правильным в настоящий момент.
Он наклонился к ней еще ближе, и Джанет почувствовала, что окружена им со всех сторон: его рука опиралась на спинку кресла, а затем он наклонился чуточку ближе, и Джанет быстро подняла руку, пытаясь удержать его на расстоянии.
Ниниан захохотал.
— Тише, Ниниан, ты разбудишь Стеллу.
Он сказал смеющимся голосом:
— Ох, я совсем не хочу ее будить. Она сейчас такая кроткая. И как ты с ней справляешься?
— Мне с ней легко.
— А ты уже слышала знаменитый крик Стеллы Сомерс?
— Она кричит только тогда, когда ей что-нибудь надоедает.