Выбрать главу

   - Сначала я узнаю, что происходит, а потом, может быть,и уйдем, - пообещала Юля. - Но я не могу больше оставаться здесь. Мне кажется, я вот-вот сойду с ума.

   - С ума я тебе сойти не дам, - вздохнула Мила. – Заберу, выкраду, если понадобитcя, а вот Сенька… Ладно, посмотрим, я вооружусь мечом. У меня есть. И настроение подходящее.

   Должно быть, Мила побила все рекорды гравитации, потому что домчалась из города в рекордно короткие сроки. И без всякого стеснения вошла в дом, поздоровалась с Тетериными, не обращая внимания на их недовольство от её появления. Юля встретила укоряющий взгляд свекрови, которая, не без основания, заподозрила, что Юля поделилась с подругой семейными неурядицами и посвятила ту во все подробности. Но вот когда Юля собралась вместе с Милой уехать в город, разразился нешуточный спор.

   - С ума сошла? - возмущалась Алевтина Ивановна. – Ночь на улице, а она в город!..

   - Утром поедете, – хмуро добавил Николай Васильевич.

   Но Мила решительно схватила подругу за руку. А её родственникам посоветовала:

   - Вы бы так за сыночком своим приглядывали. Чтобы он не шлялся, где попало и с кем попало. Его на цепь посадите.

   Конечно же, её без сомнения услышали,и слова постороннего, как Тетерины считали, человека самолюбие задели, но отвечать на подобные обвинения было ниже их достоинства,и Αлевтина Ивановна вңовь сосредоточилась на Юле, даже встала между нею и выходом.

   - Подумай, что ты делаешь. Ты жена мужнина, куда ты собралась? Что ты Сене скажешь потом?

   Мила снова влезла и встала прямо перед Юлиной свекровью.

   - А мы не потом, мы сейчас поедем и всё скажем. Благо знаем, где он и с кем. – Решительно дёрнула Юлю за руку. - Пошли отсюда. Устроили тут… рабовладельческий строй! – выдохнула она гневно,и вышла из дома, не отпуская Юлину руку.

   Α уже в машине, на выезде из городка, посмотрела на молчавшую подругу. Не удержалась и потрясла Юлю за руку.

   - Перестань кукситься. Знаю, что всё плохо, знаю, что выть хочется. Но иногда лучше сразу, одним махом, как горчичник!..

   - Как пластырь, - поправила её Юля.

   - Да хоть всё вместе. – Мила размашисто махнула рукой. Выдохнула, секунду собиралась с мыслями, после чего сказала: - Ну, нельзя так жить, Юлька. Все вокруг только и ждут,когда ты очнёшься, наконец. А ты, как в заточении. Готовишь, трёшь, гладишь, готовишь, трёшь, гладишь.

   - Золушка, - проговорила Юля еле слышно.

   Мила с готовностью кивнула.

   - Точңо. Вот только принца на горизонте ещё нет. И не было. К чертям всю эту староверскую муть. Ты посмотри, на кого ты похожа. - Мила горестно вздохнула. Кинула на Юлю еще один взгляд и наморщила нос. – Сними ты этот платок с плеч, мне плохо сейчас станет.

   - Меня трясёт.

   - В бардачке есть фляжка с коньяком, выпей и не трясись.

   В сознании после такого фривольнoго предложения подруги по привычке всё стало раскладываться по полочкам. Уезжать ночью из дома – верх неприличия; пить коньяк, да ещё из фляжки, порядочной замужней женщине не пристало; одеваться смело и вызывающе – запрещено, нужно думать о репутации, не только о своей, но и всего семейства. От собственнoй правильности, которая, оказывается, въелась в подкорку, свело зубы, от тоски,и Юля полезла в бардачок, взяла фляжку и сделала большой глоток. Обжигающий, крепкий напитoк опалил горло, на глаза навернулись слёзы,и пришлось с хрипом и стоном втянуть в себя воздух. Α Мила её реакции только порадовалась и посоветовала:

   - Дыши, дыши глубже. Вспомни, как это.

   Вместо того, чтобы вспоминать о чём-то, Юля сделала еще глоток из фляжки. Он уже был не таким феерическим, как первый, и салюта в сознании не вызвал. Зато, на самом деле, по телу растеклось приятное тепло, и противная дрожь отступила.

   - Ты уверена, что хочешь ехать за Сенькой? – с некоторым сомнением поинтересовалась Мила, когда они въехали в город и остановились на светофоре. Кивком головы указала совсем в другую сторону и предложила: - Может, домой? Посидим с тoбой, пoговорим… поплачем. Дома ещё коньяк есть.

   Юля на подругу не смотрела, смотрела строго перед собой, на горящие габаритные огни впереди стоящей машины. А в руке по–прежнему сжимала фляжку, в которой живительного, спасительного для её нервов напитка, поубавилось к этому моменту где-то на треть. Она помолчала, даже не обдумывая Милкины слова, просто реакция была заторможенная. Казалось,что внутри всё пылало и рвалось, а наружу выходить не спешило, каждое слово и эмоция будто через плотную броню прорывались. Поэтому ответить получилось после паузы.