Тут Геннадий уловил голоса, доносившиеся с кухни. Сделал пару шагов вперед, к осевой линии кухонного коридора. Теперь голоса слышались отчетливо.
Ну, да, традиционная утренняя пикировка Лиманской и Плафонова. - Вы меня, конечно, извините, Павел, но я снова буду вас ругать! - тоном строгой моралистки возвестила Лиманская.
- Вас не привыкать, уважаемая Лидолия Николаевна! - не без язвительности, но вполне благодушно отвечал Плафонов. - Но любопытно было бы узнать, в чем я провинился на сей раз ?
На голоса накладывалось позвякивание посуды.
- Вы опять расхаживали по комнате всю ночь! Думаете, приятно, когда у тебя беспрерывно топают над головой?! Я не могла уснуть. Вы меня совершенно не уважаете! - впрочем, голос тоже звучал вполне мирно.
- Старая песня о главном! - хмыкнул Плафонов. - Вы не должны так говорить! Вы же прекрасно осведомлены, сколько жертв я принес на алтарь этого вашего каприза! Я купил ковролин, я даже перестал надевать тапочки, хожу исключительно в носках! Ну, хотите, буду ходить босиком?!
- Это не поможет! И это вовсе не каприз! У вас полы скрипят!
- Что же мне теперь - летать?! Или ходить по потолку? Извините, не обучен!
- Вообще-то, нормальные люди ночью спят, а не слоняются по комнате.
- Нормальные, вроде вас, может и спят. А я - ненормальный.
- Некрасивые намеки себе позволяете, Павел Алексеевич! - уже нервознее заявила та. - Недостойные коренного петербуржца.
- Вот только давайте без демагогии! - закричал он. - Я - творческая личность! Журналист! Сова по своей природе! Могу работать только по ночам!
- Вот и работайте. Сидя за столом.
- А я не могу - сидя за столом! - начал благородно закипать Плафонов. - Я должен двигаться! Чтобы мысль пульсировала!
- Если не можете не ходить, то почините полы!
- Да как же я их починю?! Я же не плотник! И даже не этот, как его там, столяр!
- Ну так наймите мастера!
- У меня нет времени заниматься бытом! Я творческая личность!
- А пить у вас время есть?!
- Питейный ритуал, уважаемая Лидолия Николаевна, это составная, можно сказать, священная часть творческого процесса!
- А вот я подам в милицию заявление, что вы регулярно нарушаете закон о тишине! Пускай вас для начала оштрафуют! Будете знать! И не воображайте, что ваш приятель капитан Абоймов положит мое заявление под сукно, как в прошлый раз! Я дойду до самого главного милицейского начальника! Минуя вашего Абоймова! Никому не позволено нарушать закон!
"Капитан Абоймов!" - отметил про себя Геннадий.
- Уважаемая Лидолия Николаевна! - повысил голос и Плафонов. - Во-первых, официально вам заявляю, что капитан Абоймов мне не кум, не сват и не собутыльник. Это глубоко порядочный, честный, мужественный офицер милиции, гроза бандитов и хулиганов, герой моего лучшего очерка, а еще страстный поклонник высокой поэзии, что само по себе большая редкость в наше торгашеское время. Убедительно прошу не втягивать его в наши коммунальные разборки! Во-вторых, ставлю вас в известность, что на ваше заявление, паче чаяния оно появится, я немедленно подам встречное, и еще неизвестно, кто окажется более уязвим в глазах неподкупной Фемиды!
- Это любопытно. В чем же вы собираетесь меня обвинить?
- В свои дежурства вы моете места общего пользования, в частности, туалет, с добавлением хлорки, отлично зная, что у меня аллергия на это вещество. Это уже не шутки! Это умышленное причинение вреда здоровью квартиросъемщика.
- А блевать мимо унитаза - это шутки, да?!
- Низкая клевета! Я никогда не блюю! Особенно мимо унитаза!
- А ваш друг? Ну, плюгавенький? Кандыбин?
- Побойтесь бога, Лидолия Николаевна! Кандыбин - он же тишайший из тишайших!
- Тишайший... - Она вдруг взорвалась: - Нет, я не понимаю! Жить в Петербурге, в нашем прекрасном сказочном городе, и убивать время на пьянку! Вот скажите, когда вы в последний раз были в музее, только честно?!
- Если честно? На прошлой неделе.
- Быть такого не может! Ну и что же это за музей?
- А это новый музей. О нем еще не все знают. Музей водки.
- Вам бы только ерничать!
Глухое ворчание. Пауза. Затем - размеренная декламация Плафонова:
Увы, от мудрости нет в нашей жизни прока,
И только круглые глупцы любимцы рока.
Чтоб ласковей ко мне был рок, подай сюда
Кувшин мутящего наш ум хмельного сока.*
В другое время Геннадий не стал бы слушать все эти пререкания, известные ему до мелочей. Поднялся бы к себе и завалился бы спать. Но сейчас ему вдруг захотелось новыми глазами взглянуть на соседей, одного из которых надо было "убить", а другую - "упечь в психушку".
Решительной походкой он прошел на кухню и поздоровался.
При его появлении спор прекратился, лица озарились улыбками.
Лиманская, как обычно по утрам, варила себе овсяную кашу с курагой и изюмом. Она
была в своем восточном халате, обтягивающем ее полные плечи и необъятный бюст. Черные и жесткие, с легкой проседью волосы намотаны на бигуди, в колючих глазках-бусинках - неуступчивая решимость бороться за общественное благо всеми доступными средствами. По виду сроду не догадаешься, что дама состоит на учете в психушке.