— Значит, у вас возникло предчувствие. Продолжайте.
— Оказалось, Тьюри навещал друга, который попал в аварию. Вот и все, что я узнал от него, а остальное мне рассказала дежурная сестра. Мне это ничего не стоило. Медицинские сестры всегда идут мне навстречу. Я сумел подойти к ней, и она раскрылась, как цветок. Тьюри навещал друга по имени Гарри Брим, который в пьяном виде врезался в трамвай. Брим нес в бреду всякую околесицу и назвал кое-какие имена. В том числе упомянул Рона Гэлловея. Как только я это услышал, для меня зазвонили колокола.
— Те самые, что и раньше, или другие?
Блейк отмахнулся от ядовитого замечания, как от мухи.
— И я начал проверять. Сначала покопался в архиве Ратуши, потом — в вашей картотеке на первом этаже. Когда девять лет тому назад Гэлловей женился на своей нынешней жене, Гарри Брим был лучшим его другом. И учтите, он был лучшим другом Гэлловея и тогда, когда тот женился в первый раз — на богатой наследнице Дороти Рейнольд. Напрашивается вывод: Брим и Гэлловей — давнишние друзья.
— И что же?
— Ну, Брим теперь и сам женат около трех лет, детей нет, живут в Вестоне. Его жену зовут Телма. Это о чем-нибудь говорит вам?
— Ни о чем.
— Вам надо бы походить по разным местам, Ричардс. Как это делаю я. Письмо, которое Гэлловей послал жене перед тем как покончить с собой… В общем, скажем так: у меня есть приятель в Управлении полиции.
— И он показал вам это письмо?
— Нет, но рассказал, что там написано. Ричардс бросил на собеседника суровый взгляд:
— За сколько?
— Бесплатно. За красивые глаза.
— Кажется, вы также неотразимы для полицейских, как и для медицинских сестер?
— Что ж, — улыбнулся Блейк, — можно сказать и так.
— Нахальный вы парень, Блейк. У вас полно идей, некоторые из них неплохие; полно историй, некоторые из них истинные. Но, в первую очередь, в вас полно сами знаете чего. Я не взял бы вас на работу, даже если бы мог. Хлопот не оберешься.
— Так или иначе, у меня очень ценные сведения.
— Мой совет — отнесите их в «Ньюс».
— «Ньюс» — не тот класс. К тому же я слышал, они скоро свернут дела, им придется это сделать. А я не хочу начинать путешествие на тонущем корабле. Я не умею плавать.
— Надо бы научиться.
— О'кей, черт с вами, Ричардс. Из глупого личного предубеждения вы упускаете сенсационную новость.
— Наша газета не на них держится.
— Пусть так, но вы не отказались бы от такой новости?
Ричардс поколебался, постучал карандашом по письменному столу.
— Послушайте, Блейк, если у вас стоящая история, я, возможно, куплю ее. Но не куплю вас.
— За сколько?
— Смотря какая история. Если она подлинная, конечно. И если ее можно напечатать.
— Будь я редактором отдела новостей, я бы ее напечатал.
— Мы с вами не всегда думаем одинаково. Ну, послушаем, что за история.
— Пока что еще рано. Мне надо кое-что проверить, прежде чем я смогу ее рассказать. Но она окажется подлинной, можете не беспокоиться. Мои методы, возможно, не укладываются в устав бойскаутов, но они срабатывают. — Он прислонился к краю письменного стола и сложил руки, точно заранее поздравлял себя. — Понимаете, беда вашей газеты в том, что ей не хватает провода высокого напряжения.
— Вы пережгли бы пробки.
— Подумайте. У меня есть характер, энергия, молодость, нюх на свежие новости…
— Что заставляет вас так ненавидеть самого себя?
— Приходится самому себя подхваливать. Кто еще это сделает?
— Разве у вас не было матери?
— Да бросьте вы, Ричардс. Ну как вы подбираете себе репортеров? По скромным улыбочкам и медоточивым речам? Это каждый может. А вы большой человек, сэр. Я, конечно, не стою того, чтобы работать в такой выдающейся газете, мистер Ричардс, но я готов делать что угодно: мыть полы, чистить плевательницы.
— Оставьте это, Блейк. Я же сказал, я занят.
— О'кей, но я еще вернусь. Если только не получу более заманчивое предложение в другом месте.