— Признаюсь, я была зла на вас, но теперь это прошло. Я хочу, чтобы мы были друзьями.
— В самом деле? — Телма обернулась спиной к прилавку, на котором были разложены детские игрушки, погремушки, кольца для прорезающихся зубок, резиновые куклы и набитые опилками животные. — Большую часть пути я прошла одна, думаю, так доберусь и до конца.
— А сколько еще вам осталось ждать?
— С чего вдруг такой интерес?
— Не вдруг. Знаете что, пойдемте в «Медвяную росу» и поедим жареных ячменных лепешек или в «Детское», там чудесные пончики.
— Я на диете.
— Ладно. Тогда листик салата-латука и крошечку прессованного творога.
— Почему вы так настаиваете?
— Я хочу поговорить с вами, — честно сказала Эстер. — Собственно говоря, все лето хотела, да смелости не хватало.
— Смелости?
— Ну, называйте это как хотите. Я была… наверное, растеряна.
— Я теперь начинаю хорошо понимать это слово.
— Ваши дела… вам было очень трудно?
У Телмы слезы навернулись на глаза. Она упрямо смахнула их ресницами.
— Почему вас это интересует?
— Не могу точно сказать почему, но интересует.
— Это был сущий ад.
— Как жаль.
— Только, пожалуйста, не жалейте меня. Я этого не переношу. О, ради Бога, идемте отсюда на нас смотрят. Я, кажется, сейчас расплачусь.
Однако Телма не заплакала. К тому времени, как они пришли в кафе «Детское», ока как будто вполне овладела собой.
Любители утреннего кофе уже разошлись, а для ленча час был слишком ранний, поэтому в зале почти никого не было. Они выбрали угловой столик подальше от окон, Эстер заказала пончики и чай без молока, а Телме — салат из курятины, на который она смотрела жадными глазами, но почти не притронулась к нему, будто знала, какое наказание ждет ее за подобную дерзость.
— У меня высокое кровяное давление, — пояснила она. — Врач опасается эклампсии. Мне приходится считать каждую каплю жидкости и каждую крупицу соли.
— Гарри знает?
— О чем?
— Что вы нездоровы.
— Я здорова, — упрямо сказала Телма. — Мне надо остерегаться, только и всего. Гарри, — повторила она имя мужа и нахмурилась, словно вспоминала, кто это такой. — Нет, Гарри не знает. Я не писала ему с июня.
— Но он-то вам пишет?
— О, да. Он посылает мне деньги два раза в месяц, фактически больше, чем может себе позволить: перевод из Канзас-Сити и двести долларов по местной почте, наверное, через здешнюю контору своей компании. Мне почему-то кажется странным такой двойной способ присылки денег, но я за них ему благодарна. Должно быть, ему повысили жалованье.
Эстер и глазом не моргнула.
— Вполне вероятно. Там заработки выше, чем здесь.
— Недавно тон его писем изменился. О, ничего определенного, к чему можно было бы придраться, ему по-прежнему меня не хватает и все такое прочее, но у меня возникло такое чувство — ну, это я так считаю, — что ему совсем неплохо и одному. А может, и не одному.
— Что вы хотите этим сказать?
— Возможно, он нашел другую, — тихо сказала Телма. — О, я не осуждаю его. Я хотела, чтобы случилось именно так.
— Вы уверены, что это случилось?
— Нет. Чутьем догадываюсь. Я знаю Гарри. Если какая-нибудь женщина начнет строить ему глазки на пикнике с сотрудниками конторы, он не сбежит, останется и будет наслаждаться каждой минутой, пока ему строят глазки.
— Я согласна с вами, что чутьем можно угадать некоторые вещи, но не настолько, чтобы вообразить конторский пикник и строящую глазки женщину…
— У них там действительно был такой пикник. Он упоминал об этом в последнем письме. Дескать хорошо провел время. Не то чтобы меня это тревожило, я желаю ему хорошо проводить время и быть счастливым. Он этого заслуживает. Только…
— Что только?
— Я не хочу, чтобы он писал мне об этом. Я так несчастна, так несчастна! — Телма приложила к глазам гигиеническую салфетку. — Конторский пикник, черт бы его побрал!
— Ну, не плачьте.
— Ничего не могу с собой поделать.
— Подумайте о вашем будущем, о ребенке. Сколько вам осталось ждать?
— Недели три.
— Еще долго.
— Для меня это целая вечность.
— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам?
— Нет, спасибо. — Телма съела еще ложку салата с курятиной, затем отодвинула тарелку. — Следующее письмо от него я не собираюсь читать. Даже не вскрою конверт.
— Вам не кажется, что вы непоследовательны?
— Я иногда бываю непоследовательной. И знаю это. Как собака на сене. Я не хочу, чтобы Гарри вернулся ко мне, я никогда не смогу жить с ним, как прежде. И все же, как подумаю, что он кутит там с другими женщинами, ходит на домашние вечера…