Роковой шаг
Пасмурный и недовольный вышел Николай Леопольдович из подъезда реального училища.
«Зажиревшее животное! Туда же нравоучения читает!» — ворчал он про себя, по адресу Константина Николаевича.
Подъезд училища был со двора.
Выйдя из ворот на Мясницкую, он вдруг остановился: гениальная мысль осенила его.
— В Северную гостиницу, гривенник! — крикнул он проезжавшему извозчику.
— Пожалуйте, — подкатил тот.
Гиршфельд сел в пролетку и через несколько минут уже входил в подъезд гостиницы, помещающейся близ Красных ворот.
— Княгиня Шестова в каком номере? — спросил он распахнувшего ему дверь швейцара.
— Номер первый, в бельэтаже.
— Дома?
— Только что приехать изволили.
— Судьба! — прошептал Николай Леопольдович, поднимаясь по лестнице. «Разве порядочный человек на это согласится!» — мелькнула у него в уме фраза Константина Николаевича.
— Идиот! — отправил он по его адресу.
Отыскав лакея, он вручил ему свою визитную карточку, на которой значилось: «Кандидат прав, Николай Леопольдович Гиршфельд. Помощник присяжного поверенного», и велел доложить о себе княгине.
Лакей вошел в номер и, выйдя через несколько минут, произнес:
— Пожалуйте…
Николай Леопольдович вошел в номер, тот же лакей снял с него пальто.
Атмосфера номера была насыщена тяжелым запахом косметики.
В первой комнате княгиня Шестова полулежала в кресле, удивленно глядя на поданную ей карточку Гиршфельда.
При его появлении в дверях, выражение удивления сменилось довольной улыбкой: она его узнала, но не подала вида.
— Извините меня, ваше сиятельство, что я осмелился явиться к вам не будучи представленным, без рекомендательного письма, но счастливый случай привел меня сегодня к г. Вознесенскому, и я узнал от него после вашего отъезда, что вы нуждаетесь в учителе для вашего сына…
— Да, да, это ужасно, он положительно отказался рекомендовать… я в отчаянии… Садитесь, пожалуйста.
— Это и побудило меня явиться к вам предложить свои услуги… — произнес он, садясь в кресло.
— Вы хотите… сами?
— Сам. Я несколько недель как кончил университетский курс, во время же студенчества занимался педагогической деятельностью, и хотя теперь записался в помощники присяжного поверенного, но летом глухое время для адвокатуры, и я с удовольствием поехал бы на урок в деревню, отдохнуть… Занятие с детьми я считаю отдыхом, я так люблю их!
— Очень рада, очень рада, не знаю как и благодарить вас, вы так меня выручили! — подала ему руку княгиня.
— Ваша радость, ваше сиятельство, для меня лучшая благодарность, — с пафосом произнес он, медленно, с чувством целуя руку Шестовой.
На его губах остался целый слой душистой пудры.
— Зовите меня просто Зинаидой Павловной… Я чувствую, что мы будем друзьями.
— Много чести, ваше сият… Зинаида Павловна.
— Поговорим об условиях.
— Провести лето под одной кровлей с вами я согласен безусловно.
— О, да вот вы какой… шалун! — игриво произнесла Зинаида Павловна, и вырвав руку, которую тот все еще продолжал держать в своей, фамильярно ударила его по руке.
— Я говорю лишь то, что чувствую — недостаток молодости! — скромно произнес он.
— Скажите лучше достоинство… Но к делу!
Не прошло и нескольких минут, как разговор об условиях был окончен.
Княгиня сама предложила за занятия с одиннадцатилетним сыном двести рублей в месяц и сто рублей на дорогу взад и вперед.
Эти деньги она тотчас передала Гиршфельду.
Большего он не мог и желать и всеми силами старался скрыть свое удовольствие, принимая из рук княгини Зинаиды Павловны радужную бумажку.
— Прикажите дать расписку?
— Quelle bettise!.. Какие расписки… я вам верю…
Николай Леопольдович поклонился.
— Где же мой будущий ученик?
— Он уже в деревне, я отправила его третьего дня с Марго — это бедная племянница моего мужа, княжна Маргарита Дмитриевна Шестова. Она гостит лето у нас. Красавица в полном смысле этого слова. Смотрите, не влюбитесь, — сказала княгиня, играя глазами.
— Около вас, в другую! Это будет мудрено… — глядя ей прямо в глаза, развязно произнес он.
Зинаида Павловна снова заиграла глазами.
— О, да вы на самом деле опасный, а я в Москве одна.
Он скромно потупил глаза.
— Вы когда можете выехать?
— Когда вам будет угодно, я свободен.
— Я еду завтра, а вы выезжайте через два дня. По расчету времени, я вышлю лошадей на станцию.
— Хорошо-с! — произнес Николай Леопольдович и стал прощаться.