Позади нее ее ребенок все еще пел. Ее малыш. Слова твердо сформировались в голове, борясь с утекающими словами и мыслями и тем, что заполняло ее голову, оставляя ее самостоятельно заполнять голову.
Ее малыш. Вещь пришла за ее ребенком. И в этот лишенный каких-либо мыслей момент Эдриенн поняла, что безумно любит своего сына.
Гвен с таким остервенением нажимала на педаль, что та грозилась провалиться сквозь днище автомобиля. Ей сигналили, пока она опасно объезжала трафик, обрезая углы, не соблюдая дистанцию настолько, что почти чувствовала запах поцарапанной краски других автомобилей. Борясь с желанием зажмурить глаза, она вывернулась, огибая грузовичок, и надеялась, что ей это удалось. Задерживая дыхание, пока вновь не встала в свой ряд, слыша оркестр ругани и криков изо всех водительских окон, она взглянула на часы. Всего тридцать секунд до истечения восьми минут.
Въехав в центр Хаванна, увидев красочную эмблему центра для детей-аутистов на другой стороне дороги, Гвен захотелось заорать и посигналить.
Она не сделает этого. Черт, она не сделает этого.
Ее малыш.
Боковым зрением Эдриенн видела, как Чери заспешила на мокрую лужайку, смотря прежде всего на дерево, а затем замерла, увидев черное облако, которое двигалось к зданию, на ходу меняя форму. Сиделка повернулась и убежала. Эдриенн по другую сторону от стекла вовсе не винила ее. Она знала, что дышит из-за запотевания стекла напротив лица, но не чувствовала циркуляции воздуха в легких. Она не чувствовала ничего, кроме ужасающего запустения, исходящего из существа в листве.
Теперь он был существом.
Извивающаяся масса преобразовывалась. Твердые фигурные полосы, почти человеческая лысая голова. Почти человеческая. Если бы Эдриенн могла сейчас чувствовать разницу между здравым и безумным, она бы почувствовала себя окончательно свихнувшейся или подумала бы, что излишнее употребление вина заставляет ее видеть странные вещи, ну или отчаянно пыталась бы рационально объяснить наличие приближающегося к ней монстра, но эти мысли ушли, когда ее посетила чудовищная пустота. Если бы дело не касалось Райана, она бы тихо сползла вниз по стене прямо на ковер и обо всем забыла, даже о себе.
Райан. Ее малыш. Слова прорвались в ее мозге, борясь за то, чтобы оставаться нерушимыми в растущей пропасти ничего. Она любила его. Когда ничего уже не осталось, все стало таким очевидным.
Подняв отяжелевшие руки, она широко расставила их на стекле. Оно хотело ее ребенка. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Борясь с пустотой, которая грозила поглотить ее, она встретила красный взгляд глаз монстра и почувствовала жужжание в воздухе, когда оно приготовилось напасть. Ей не нужны были слова, чтобы знать это. Ей подсказывала материнская интуиция. Существо лицом к лицу с ней издало молчаливый вопль, который разорвал любой намек на сознание в ней, вздрогнув от его мощи, руины ее индивидуальности вцепились ко внутренностям черепа.
Она смотрела через стекло.
Только через мой труп.
На миг повисла тишина, запертая между уставившимися друг на друга двумя. Эдриенн подумала, что даже дождь замедлился, капли висли в воздухе, ожидая и наблюдая, втянутые в холодный конфликт между монстром и матерью.
А затем монстр откинул голову и устрашающе широко раскрыл пропасть рта, выпуская из себя пустое ничто; темноту, которая может засосать и оставить там, и Эдриенн почувствовала горячие слезы на щеках.
Существо передвинулось. А потом опять, слишком быстро, чтобы она могла увидеть.
Она захлопнула глаза.
Райан.
А затем стекло сломалось.
Глава двадцать шестая
Руки Гвен напряглись, пот и дождь смешались на ее лице, пока она бежала вниз по коридору центра для детей-аутистов. Где-то наверху разбилось окно. Сиделки выглядывали из комнат, лица взрослых пылали любопытством, беспокойством и необходимостью участвовать в процессах.
— Назад внутрь и заприте двери! — крикнула на них Гвен, боковым зрением замечая фигуры за своей спиной. — Назад!
Двигаясь по узкому коридору, Гвен повернула за угол, быстро заглядывая в каждую комнату. Так, где же оно? Через три двери дальше, прямо в конце центра, она наконец остановилась.