— Но зачем?
— Эти люди, товарищ Фридрих, не верят никому, даже самим себе. Поэтому у них есть такой прием: дубляж.
— То есть он поручает то же самое не только мне?
— Именно. Для перестраховки. Как обстоит дело на сей раз, нам с вами неизвестно. Надо принять меры. На всякий случай. Но это наша забота. А вы... Вас я попрошу сделать две вещи. Первое. Эти трубки я у вас заберу, а вам завтра же передам другие. Безопасные. Получив открытку, вы, понятно, тотчас дадите знать мне, а новые трубки положите, куда он вам велел.
— Я понимаю. Я сделаю все.
— Второе. Сегодня вечером, в шесть часов, приходите в городской сад на теннисный корт. Там будет целая компания. Мои знакомые. Вы придете посмотреть на игру. Меня вы не знаете. Старайтесь не бросаться в глаза.
— Понимаю.
— Внимательно приглядитесь ко всем, кого там увидите. А в двенадцать ночи позвоните мне и скажите, похож ли кто-нибудь из них на человека, который дал вам снаряды. Ясно?
— О, совсем ясно. Но тот человек уехал. Он сказал, что приехал меня увидеть.
— Вы считаете, что он очень правдивый человек?
Фридрих рассмеялся.
— Хорошо, я приду в городской сад.
От Фридриха я поехал к Захаряну. Переговорил по телефону с Лисюком и Нилиным. Начальство мои действия одобрило. Перед горотделом стояла деликатная задача: усилить охрану завода, особенно стапелей и эллингов, но так, чтобы постороннему взгляду это было неприметно. Немецкие агенты не должны были обнаружить никаких перемен, никаких примет тревоги.
Техники Захаряна определили, что «сигары» срабатывают через пять суток. Что ж, с горечью подумал я, если в течение этих пяти дней нам не удастся найти «швейцарца», придется обрушить удар на тех, кого мы уже знаем. Это значит, что удар будет вполсилы, а может, и в четверть силы, но другого выхода нет.
«Неужель это все — лишь мираж золотой?»
Мы с Людой играли против Георгия Карловича и Евгении Андреевны. Георгий Карлович сегодня превзошел себя, и тем не менее мы постепенно брали верх. Было ясно, что это заслуга не столько наша, сколько мадам Курнатовой-Боржик: хотя она старалась держаться завзятой теннисисткой, но больше без толку махала ракеткой, чем била по мячу.
Постепенно улыбка исчезла с полных, красивого изгиба губ Георгия Карловича. Не будь он таким джентльменом, на долю его партнерши досталось бы несколько крепких слов.
Публики на корте была масса. Здесь присутствовала почти вся компания Георгия Карловича и Евгении Андреевны. Среди публики я заметил и Фридриха...
Мы выиграли одну партию. Вторую.
— Может быть, изменить состав команд? — весело предложил я.
Георгий Карлович усмехнулся:
— Вы предлагаете обменяться дамами?
— Нет, напротив, я имел в виду, чтобы дамы обменялись нами.
— Браво! — Людмила зааплодировала с серьезным лицом.
Верман коротко, юмористически мне поклонился.
— Пас. Вы дали мне урок. Он напоминает английскую, — он произнес это слово на старинный манер, с ударением на первом слоге, — английскую притчу. — Георгий Карлович говорил негромко и уверенно, как человек, привыкший, что каждое его слово ловят с интересом. — Спрашивается, чем джентльмен отличается от просто воспитанного человека? Если воспитанный человек случайно войдет в ванную, где купается дама, он тотчас выйдет со словами: «Простите, леди». Джентльмен же скажет: «Простите, сэр». Итак, играем третью? — воскликнул Верман без всякого перехода.
— Но раньше все-таки переменим состав команд.
Переменили. И, конечно же, мы с Евгенией Андреевной немедля стали проигрывать. Болельщики издавали ободряющие клики, но это, увы, помогало плохо. Мы оказались побежденными.
— Послушайте, друзья мои, — сказал Георгий Карлович, укладывая в футляр ракетки и мячи, — я предлагаю закончить сегодняшний вечер необычно. Я имею в виду — необычно для дам. Идемте все в пивную. А?
Евгения Андреевна была в восторге. Людмила тоже оживилась. И мы отправились в яхт-клуб.
Правду сказать, мне не сиделось. Мысли мои были заняты совсем другим, я что-то несколько раз сказал невпопад, не слышал обращенных ко мне вопросов и несколько раз поймал на себе недоуменный взгляд Люды — вышло так, что она сидела за столиком против меня, рядом с адвокатом.
Извинившись, я под благовидным предлогом вышел и позвонил со спасательной станции яхт-клуба Фридриху.
— На корте он не был, — сказал Фридрих.
Вернувшись к компании, я сослался на то, что мне еще надо сегодня поработать, и начал прощаться.