— Не знаю, я же не бывал у нее раньше. На тумбочке лежало кольцо и, кажется, водительские права.
— Её?
— Не видел.
— Она водила автомобиль?
На секунду он задумался:
— Ни разу не видел ее за рулем.
— У нее был парень?
— К ней часто заглядывал один из местных — Усик. — Арам недовольно поморщился.
— Усик? Прозвище такое? — удивилась я.
— Армянин. Такое имя — Усик. Держит небольшой рынок за углом.
— Ясно. — История начинала обретать видимые очертания. — Вы видели, приходил ли кто-нибудь к ней тем вечером, 21-го числа?
— Вечером здесь много народа шастает, идут с работы. Я не слежу.
— А утром?
— Не видел, чтобы кто-нибудь выходил от нее утром. — Он отрицательно покачал головой.
— Она ночевала дома?
— Могу ошибаться, но не видел ее выходящей.
— Может, у вас установлены камеры в подъезде?
Внезапно Арам встал, нависнув надо мной, как гора. Он хотел закончить надоевший допрос.
— Милая девушка, как вас, я забыл?
— А… Анна, — пробормотала я, глядя на него снизу вверх. Увидев, что он придвигается вплотную, я вскочила.
— Не хотите выпить со мной чашечку кофе? — он настойчиво схватил меня за локоть своей липкой рукой и явно не хотел отпускать.
— Не откажусь, эмм… показывайте кухню! — аккуратно высвободившись, я шагнула в сторону двери. — Скажите, у Маши есть родственники, подруги? С кем можно было бы поговорить.
— Никогда не видел подруг. Но на похороны приехала ее мать, наверное, она все еще у нее в квартире. Только не открывает никому. Прошу вас, — он подтолкнул меня дальше по коридору, скользнув рукой по пояснице.
Меня неприятно обожгло это прикосновение.
Я прошла на кухню, прижимая сумку к груди. Арам повернулся к плите. Его толстый зад едва помещался между столом и кухонным гарнитуром. В помещении стоял навязчивый запах начавших портиться продуктов. Воспользовавшись моментом, я кинулась к выходу, бросив на ходу:
— Варите, я буду через минуту.
Влетев на скорости в свои босоножки, стоявшие в коридоре, я распахнула дверь и выбежала на лестничную площадку.
Нажав на звонок квартиры напротив, я ощутила, как капельки пота по спине сбегают вниз. Мне уже слышались позади шаркающие шаги противного толстяка. Мерещились его жирные руки, тянущиеся ко мне. Окинув взглядом площадку, я не заметила ни одной камеры. За дверью всё еще было тихо.
Громко постучав несколько раз, я навалилась на стену.
Наконец, дверь отворилась, и на пороге появилась женщина лет сорока пяти. Стройная, с худым лицом и усталыми глазами. От нее пахло алкоголем. Она вопросительно уставилась на меня.
— Добрый день, вы мама Маши Яковлевой?
— Да, — сухо отрезала она.
Я залезла в сумку, нащупала крупную купюру и протянула ей:
— Соболезную вашей беде. Не могли бы вы немного рассказать о своей дочери? Я работаю в газете, все обеспокоены случившимся, возможно, в городе объявился серийный маньяк.
Женщина наградила меня долгим испытующим взглядом, потом вынула руку из кармана и выхватила банкноту. Губы ее сжались. Отшатнувшись, она направилась в комнату. Я последовала за ней.
На столе стояла бутылка с рюмкой. Рядом нехитрая закуска из рыбной консервы и фото, перетянутое по диагонали черной ленточкой. Девушка, смотревшая с карточки, была слишком юной, чтобы умирать. Красивая, маленькая брюнетка с большими глазами и тонкими чертами лица. От нежной, почти фарфоровой кожи веяло аристократической бледностью. Изящная, она смотрела с фото как царица, гордо и торжественно. От объятий такой красотки у любого мужчины кровь начала бы сильнее стучать в висках.
— Присаживайтесь, — женщина указала на стул.
— Спасибо.
— Что вы хотите знать? — сухо спросила она.
— Вы кого-то подозреваете в убийстве Маши?
— Никого конкретно. Это мог быть любой из ее мужчин. Мы не общались из-за ее образа жизни.
— Расскажите мне о…
— Она опустилась до потаскухи. У нее всегда было полно денег. Что я могу еще добавить?
Женщина покачала головой и уставилась в пол.
— У нее был постоянный мужчина?
— Какой-то черный. — Она гневно махнула рукой. — Считал себе невесть кем. Я предупреждала её, что такой, как он, наиграется и бросит. Но она не слушала. Так и вышло. Она звонила, сказала, что он оставил ее, была вне себя от обиды.
— Давно это было?
— Месяца два назад.
— Ясно, — я сделала очередную пометку в блокноте. — Помните, как его звали?
— Не спрашивала.
— Думаете, он мог ее убить?
— Если бы она сказала ему что-то грубое. Люди этой нации такое не прощают, они очень гордые, а женщины для них — люди второго сорта.
— Спасибо.