В 1965 г. была опубликована статья В.М. Ковальчука и Г.Л. Соболева «Ленинградский реквием»[27], в которой наиболее глубоко рассматривалась проблема потерь в Ленинграде в период войны и блокады. По сути, это была первая попытка пересмотра официальной версии численности жертв, нашедшей отражение, в частности, в материалах Нюрнбергского процесса. Очевидно, что проделанная авторами статьи работа выходила далеко за пределы данной темы. Поэтому не случайно, что уже в 1967 г. вышел в свет пятый том «Очерков истории Ленинграда», который был подготовлен Ленинградским отделением Института истории АН СССР.
Для трудов этого периода (как, впрочем, и для работ вплоть до периода перестройки) характерной чертой была схожая структура всех публикаций о блокаде. В их основе был хронологический принцип изложения, который нашел свое отражение в названиях глав («на дальних подступах», «на защиту Ленинграда», «прифронтовой город», «штурм отбит», «начало блокады», «холодная зима», «помощь Большой земли», «вторая блокадная зима», «Ленинград в 1943»; «великая победа под Ленинградом», «восстановление города-героя»). Немало и полных текстологических совпадений в разных работах. Это было связано не только с тем, что круг авторов, писавших о блокаде, был весьма ограничен, но и с цензурными ограничениями. Отстояв в Главлите право на публикацию той или иной мысли, их авторы предпочитали подчас не рисковать, готовя новый сборник или коллективную монографию. В целом же, переходившие из книги в книгу заголовки и идеи с неизбежностью «застревали» в сознании читателей, задавая ориентиры для формирования памяти о блокаде Ленинграда.
В «Очерках истории Ленинграда» в годы войны впервые комплексно рассмотрены проблемы здравоохранения, а также культурной и научной жизни в блокированном городе. Ленинградские историки убедительно показали, что город не только выживал, но и созидал в нечеловеческих условиях. Кроме того, авторы «Очерков» восстановили картину тягот и лишений, которые выпали на долю горожан в период блокады, особенно зимой 1941-42 гг., и с максимально возможной в условиях жесткой цензуры объективностью рассказали о настроениях населения. В частности, авторы главы о первых месяцах блокады и голодной зиме А.В. Карасев и Г.Л. Соболев смогли очень емко выразить доминировавшее настроение ленинградцев, отметив, что «каждый день, прожитый в осажденном городе, равнялся многим месяцам обычной жизни. Страшно было видеть, как час от часу иссякают силы родных и близких. Люди чувствовали приближение собственной кончины и смерти близких людей и не находили в эти мрачные дни почти никаких средств спасения. Горе пришло в каждую семью». Г.Л. Соболев, являющийся автором многих глубоких исследований по социальной истории Октябрьской революции, точно подметил особенности развития настроений в условиях нового кризиса, обусловленного войной и блокадой. Они сводились к быстрой интернализации ленинградцами собственного опыта выживания в условиях блокады, к стремительной переоценке ценностей.[28]
В целом, во второй половине 1960-х гг. и в последующие полтора десятилетия был опубликован ряд крупных работ о военном Ленинграде, о деятельности Ленинградской партийной организации, в которых нашли отражение некоторые аспекты развития настроений в городе и на фронте. Речь, прежде всего, шла о проявлениях патриотизма всеми слоями населения жителей города. В названных трудах приведено множество новых фактов о жизни, труде и борьбе ленинградцев в период блокады.
Окончание «оттепели» привело к тому, что «от обобщения материала и попыток создать крупные работы историки были вынуждены обращаться к вопросам более частным, позволявшим избежать «острых» моментов и нежелательных сюжетов... У всех [книг] был один общий недостаток. Их авторы тщательно обходили личности и сюжеты, на которые свыше было наложено «табу».[29]
Большим событием в изучении и документировании истории блокады была «Блокадная книга» А. Адамовича и Д. Гранина. Впервые, пожалуй, ими были использованы методы устной истории — интервью с блокадниками, позволившие получить уникальный материал, впоследствии, правда ограниченный цензурой (более 60 интервью не попали в книгу). «Люди-свидетели, люди-документы», по образному выражению авторов, представили подвиг и трагедию Ленинграда одновременно. Дневниковая часть книги, состоящая из свидетельств историка-архивиста Г.А. Князева, школьника-подростка Ю. Рябинкина и матери двух маленьких детей Л.Г. Охапкиной дополняет первую часть. Эта книга, написанная «в соавторстве с народом»[30], внесла огромный вклад в исследование блокады, задала ему совершенно новый ракурс — восприятия ленинградской эпопеи через судьбы отдельных людей, их переживания, поступки и настроения.
27
Ковальчук В. М., Соболев Г. Л. Ленинградский реквием. О жертвах населения в Ленинграде в годы войны и блокады // Вопросы истории. 1965. № 12.
28
Очерки истории Ленинграда. Том пятый. Период Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг. Л., 1967. С. 198-201.
29
Дзенискевич А. Р. Блокада и политика. Оборона Ленинграда в политической конъюнктуре. С. 17, 19.
30
Рубашкин А. О подвиге и трагедии Ленинграда (Размышления о «блокадной» литературе) // Голоса из блокады. Ленинградские писатели в осажденном городе (1941-1944) / сост. З. Дичаров. СПб., 1996. С. 428.