— Я испытала огромную боль, — сказала она, — узнав о бедной Марилене… Я очень любила это дитя… Она хоть иногда рассказывала вам обо мне?
— Очень часто, — выдавил из себя Филипп в ужасном смущении.
Ольга опустила глаза, сняла с рукава приставший к нему клок кошачьей шерсти.
— Извините меня, — продолжала она. — Я пришла проведать брата. Он все-таки мне брат. Не узнал меня. Неприятно видеть его в таком состоянии. А вы, Филипп, хоть немного начинаете оправляться от потрясения?
— От потрясения… Да… Хочу сказать… Тяжело, очень тяжело.
Ольга взяла сумочку, перчатки и направилась к двери, где столкнулась с рабочим, протянувшим Марилене какую-то бумагу.
— Вот счет, — сказал он. — Мы закончили.
— Сейчас выпишу чек, — ответила Марилена.
Филипп пошел вслед за ней, на пороге кабинета обернулся.
— Извините, тетя. Я на одну минуту.
Затворив дверь, он сказал тихим голосом:
— Раз уж ты здесь, выпиши мне чек на две тысячи франков.
— Как, еще?
— На предъявителя. У меня оказались непредвиденные расходы.
— Какие расходы?
— Ты отказываешься?
— Мне кажется, мы много тратим.
Она выписала два чека. Филипп со злостью посмотрел на нее. Раньше он давал деньги и требовал отчета. Как же он сумеет теперь оправдывать расходы? Если Марилена всегда будет вставать между ним и деньгами… В этом заключалось что-то невыносимое, о чем он раньше не думал. Надо непременно найти способ отстранить Марилену. Он раздраженно положил чек в бумажник и вернулся в гостиную, где медленно прохаживалась тетка, поедая глазами каждую деталь.
— Заходите ко мне, — пригласила она. — У Симоны есть мой адрес. От нее я узнала, что вы не собираетесь оставаться на Реюньоне. Это можно понять. В вашем возрасте жить среди воспоминаний! Поговорим о Марилене, о дорогой малышке. Симона… не хочу говорить о ней плохого, но…
Она замолчала. Проводив рабочего, к ним подошла Марилена.
— Вот еще одна забота, — вздохнула она. — Со всеми этими ящиками. Уж лучше бы я все оставила на месте… Тетя, не хотите с нами пообедать?
— Ты забыла, что у меня на руках целое семейство? Нет, спасибо, может быть, в другой раз. Если что-то случится, сразу дай знать. Боюсь, что долго он не протянет… Забыла спросить: где похоронили Марилену?
— В Джибути, — ответила Марилена.
— Вы ее оставили там… одну?
Резкими движениями натянула перчатки.
— Ладно, не буду вмешиваться в то, что меня не касается.
Филипп проводил ее до лестничной клетки. Тетя шепнула:
— В Джибути! Рядом с нефами! Такое могло прийти в голову только Симоне.
Она не поехала на лифте. На лестнице долго еще не смолкал стук ее каблуков.
Марилена сопротивлялась изо всех сил. С Роланом она встречалась каждый день. Он ждал ее в конце бульвара за рулем нового шикарного голубого автомобиля.
— Какая красивая машина!
— Она еще не моя. Пока я живу в кредит.
Он всегда разговаривал насмешливым тоном.
— Садись, принцесса. Куда поедем? Ты любишь дары моря? Тогда дело в шляпе.
Он знал все рестораны. Его повсюду приветствовали как хорошего знакомого.
— Отдыхаете, мсье Ролан?
— Показываю Париж своей кузине.
Всегда находился столик в стороне с цветами в вазе, словно их давно ждали. Ролан был полон предупредительности, извинялся за свое веселое настроение.
— Просто у меня такая натура, — говорил он. — И потом, мне нравится быть рядом с тобой, ведь ты сумела остаться девочкой. Хоть ненадолго можно вернуться в детство…
Он рассказывал увлекательные истории, изображал людей, с которыми встречался в разных уголках мира.
— Вот однажды, помню… Это произошло в Осло.
Его рассказы всегда казались забавными. Марилена смеялась. Не могла себя сдерживать. Иногда она думала: «Вот так он и покорил Симону». Но сразу же отгоняла эту мысль. В конце обеда он небрежно платил по счету, оставляя щедрые чаевые. У нее кружилась голова. А он брал ее за руку.
— Нам просто необходимо поехать в Булонский лес.
Потом они шли рядом под деревьями в великолепии свежей листвы. Или же он увозил ее в Версаль, выбирая там самые пустынные аллеи парка.
— Видишь ли, Марилена, мне следовало бы жениться на тебе… Порой я даже думаю, что ты действительно моя жена… Признайся, что этот идиот, твой муж, сам все для этого сделал.
— Замолчите.
Марилена боялась этих мгновений, когда они оставались наедине. Она ждала их, цепенея от страха. Чтобы не оступиться, она брала Ролана под руку. Краснела, бледнела от сумасшедших мыслей. «Если он попытается поцеловать меня, влеплю ему пощечину. Пусть знает, что…» Но она уже не понимала саму себя. Уже спускалась ночь, когда он подвозил ее к дому. Какое-то время не отпускал ее руку.