А ведь есть, убейте меня боги, есть киноварь!
В самом начале сезона мы представляли себе, как вдруг и сразу натолкнемся на месторождение где-нибудь на Эргувееме, на Асонг-Кюеле или здесь среди притоков Курумкуваама. Детские мечты. Мы каждый день видели пустые шлихи, отбивали молотком пустые образцы, и тягостные раздумья овладевали нами. Но мелкая киноварь есть в шлихе. Она была вчера, позавчера, она будет завтра. Теперь я могу поручиться, что задачу этого года мы выполним. Мы оконтурим совершенно конкретный район для поисков в следующее лето, и эти поиски будут. Эх, Валька, Валька, добросовестный мой, неторопливый человечина! Тут твоего труда одна шестая часть, не меньше. Валька видит мою радость, ухмыляется.
— Хотел бы ты всю жизнь вот так, Валька?
— Спрашиваешь? — басит он, а у самого в глазах просвечивает грусть. Я же вижу. Отчего же мне не по себе, когда я вижу в Валькиных глазах такую грусть? Надо будет потолковать сегодня с Виктором. Надо нам вообще подумать. Ведь люди все же не вагоны. А мы, гордые и влюбленные в свой профессионализм, не замечаем ничего, кроме своей науки, да еще не всегда умных и нужных опоров…
1 8 а в г у с т а. Голос судьбы как в Пятой симфонии… Впрочем, ну их к черту, эти литературные сравнения. Мне сейчас по-настоящему грустно… Прилетел вчера самолет и вместе с. продуктами сбросил почту, в том числе пять категорических телеграмм на имя Виктора. У нас забирают рабочего Алексея Чернева. Почему?..
Лешкины отец и мать узнали каким-то образом, что их сын уже не проходит курс жизни под дядиным крылышком, а попал — о ужас! — в геологическую партию, где, кроме ревматизма, ничего не получишь, кроме грубости, ничему не научишься. Розыск закончился полным успехом. Пусть нас простит его дядя, о котором мы так плохо подумали вначале. Видимо, у него были свои взгляды на воспитание племянников и, судя по всему, правильные. Ну что ж, приказ есть приказ, и мы должны отправить Лешку по крайней мере к дяде в Провидение…
Лешка бунтует. События развиваются стремительно, как в детективном фильме.
Вот что решили мы — Виктор, Сергей и я. Валька должен тоже ехать в Моокву, к бабке, в Новые Черемушки. Поступит на работу на полставки, чтобы иметь больше свободного времени, и кончит седьмой класс. Потом пойдет в геологический техникум. На очное отделение, так быстрее. Насчет денег пусть не беспокоится, свернуть в сторону не дадим…
Дискуссия с Валькой кончилась быстро. Боится парень, и вообще его беспокоит вопрос насчет денег и всего прочего. Убедили. В данном случае цель оправдывает средства. Эх, черт возьми! Стыдно как-то и непривычно нам самим заниматься этим делом. Благотворительность? Нет, тут другое. А что другое? Не знаю. Только мы, видимо, рано оставили свою немного смешную юность и записались в благоразумные старики. Представляю, сколько смеху будет над нами в экспедиции. Ну и пусть упражняются остряки. А над чем тут смеяться? Лето, проведенное в тундре, короткая полевая дружба заставили нас поступить не так, как обычно. Может, это и впрямь смешно, но мы должны довести это дело до конца.
Все идет кувырком. Лешка сегодня заявил, что он не поедет в Москву. В Провидении не останется, к нам не вернется, решил ехать в тундру, в колхоз какой-нибудь. Непонятное что-то задумал наш интеллигент.
— Наука ваша меня не привлекает. А тундра… тундра —
это удивительно интересно! Не хочу я в Москву.
Дайте ему, боги, удачи! Видимо, не перевелись еще живые души на Руси. А Виктор уже тянет карандашом линию по карте. На одном конце ее наша палатка, а на другом… На этом мысу обязательно должна быть стоянка охотников. На вельботах перевезут они наших парней через залив в неизвестную новую жизнь.
Вот и все. Мы с Виктором стоим и смотрим, как они уходят. Высокая фигура Сергея согнулась под рюкзаком, а рядом худенькие фигурки «рабочих пятого разряда».
— Э-ге-гей! — кричу я.
Шарахается от крика гагара. Три фигурки замирают посреди огромной желтой тундры, и мне видно, как поднимают бинокли к глазам тонкие палочки рук. Прощайте, онкилоны!
Голубые ниточки тундровых рек, обмелевших за лето, пятна озер, которые скоро покроются льдом, все еще ждут нас. Трудновато нам будет без рабочего класса. Может, крикнуть, чтобы вернулись? Смотрю на Виктора. В сторону отвернулся мой начальник и старательно изучает серую галечниковую ленту реки, убегающую на север.
Через день Сергей проводит уходящий через залив вельбот, издали похожий на севшую на воду белую чайку, и вернется сюда. Может, Лешка на прощанье скажет ему что-нибудь такое важное, что объяснит нам душу этого парня, которую мы не успели еще разглядеть. Может, Валька даст ему слово, что не подведет, что будет зубами и руками… что не забудет онкилонов.
Красивую сказку придумал Лешка. А вдруг у него талант, вдруг он писателем будет…
В это лето мы много болтали о модном Ремарке, о классическом искусстве, древней Спарте с ее методами воспитания и цели жизни. Может, на будущий год будет другая мода. Ведь и на будущий год мы, как обычно, отправимся на целое лето.
Сегодня перечитал странички, написанные этим летом. Солидную эволюцию претерпели наши взгляды на жизнь за последнее время. Это я про идею с Валькой. Что из этого выйдет? Сам принцип меня не беспокоит. Почему бы нам, кончившим по воле пап, мам или просто фортуны институт, не делиться этой роскошью с другими?
Предвижу возражения:
«Слишком добродетельно и потому — скучно! Мы не «Армия спасения».
«Ваша идея из газетной передовицы. Люди с юмором и вкусом ее не приемлют. Да и не в институте счастье…»
Самые твердые ортодоксы, из тех, кто не обременен серым веществом головного мозга, завопят на собраниях:
«В наше время, в нашей стране, когда созданы все условия… И тому подобное…»
Возможно, они и правы, но только именно потому, что у нас созданы все условия, особенно важна роль первого толчка, хорошего дружеского подзатыльника для того, чтобы человек мог оценить и использовать эти условия. Ведь это так просто и нетрудно перевести отвлеченный пафос лозунга на простой человеческий язык…
Три дня как вернулся Сергей. Снова бредем по тундре, снова ходим в маршруты. Только теперь уже в одиночку. Дни сгорают, как спички, когда прикуриваешь на ветру. До черта нам надо еще сделать. Пусть всемогущий Зевс Громовержец поможет управиться до конца сентября. Может, завтра выпадет снова снег, как было в пятьдесят шестом, мы не найдем ту самую бочку с продуктами, к которой бредем теперь, и начнется тогда замусоленная романтика из «Библиотеки приключений». Чепуха, конечно, все это. Выживем!
Работу сделаем тоже, об этом и речи быть не может. Почему немного грустно? Ну, ушли наши парни, чужие, собственно, для нас ребята, каких тысячи в каждом городишке на великой Руси. Что же из того? Много прошло через наши руки Лешек и Валек…
Тундра совсем уже поблекла. Солнце, хотя и светит целыми днями, но уже не ярко и смотрит как-то виновато: так смотрит здоровый сын, уезжая надолго от слабой старушки матери. Вероятно, мне грустно оттого, что устал. Приходится делать одному то, что раньше мы с Валькой делили на двоих. Все же это лето не пропадет даром. Условные значки на карте все больше и больше опоясывают Пытлян. Мы не нашли пока месторождения, но я верю, что мы обязательно отыщем его на будущий или на третий год, и это будет тем более ценно, что не голая капризная удача помогла нам, а железная хватка логики нашей науки. Но хватит размышлений над пожелтевшими дневниковыми страничками. Сегодня моя очередь варить гречку и кипятить чай. И это ведь тоже входит в понятие нашего обычного лета…