Первая задача писателя — не иметь мнение, но говорить правду… и не участвовать в распространении лжи и дезинформации. Литература — пространство нюанса и диссонансов, не упрощений. Работа писателя в том, чтобы читатель менее охотно поддавался на попытки сделать его разум скуднее. Работа писателя в том, чтобы мы видели мир таким, какой он есть, а он состоит из множества разных притязаний, частей и мироощущений.
Работа писателя — отражать реальность: дурную реальность, упоительную реальность. Мудрость литературы, разнообразия ее достижений в том, чтобы научить нас понимать: что бы ни происходило, где-то происходит что-то еще.
Мне не дают покоя эти слова: «что-то еще».
Мне не дают покоя противоречия между правами и ценностями, которыми я так дорожу. Например, когда правда не помогает справедливости. Например, когда справедливость требует сокрытия большей части правды.
Многие знаменитые писатели ХХ века, выступая голосами общественности, содействовали сокрытию правды во имя того, что они считали правым делом (коим оно часто являлось).
Мое же убеждение таково: если мне придется выбирать между правдой и справедливостью — а мне, конечно, не хочется стоять перед таким выбором, — я выберу правду.
Разумеется, я верю в праведные поступки. Но сам ли писатель их совершает?
Есть три разные вещи: говорить (что я делаю сейчас), писать (чем я, в какой бы то ни было степени, заслужила эту почетную премию) и быть, быть человеком, который верит в активную солидарность с другими.
Как однажды сказал Ролан Барт: «Тот, кто говорит, — не тот, кто пишет, а кто пишет, — не тот, кто он есть».
И, само собой, я имею мнения, политические мнения, некоторые из которых сформировались на основе чтения, обсуждения и размышления, а не в результате личного опыта. Позвольте мне поделиться двумя моими мнениями — довольно очевидными после моих публичных заявлений по вопросам, с которыми я знакома непосредственно.
Я верю, что доктрина коллективной ответственности как обоснования для коллективного наказания никогда не оправдана, ни с военной, ни с этической точки зрения. Я имею в виду несоразмерное применение огневой мощи против мирных жителей, уничтожение их домов, разрушение их садов и рощ, лишение их источника заработка и права на найм, обучение, медицинскую помощь, беспрепятственный доступ к соседним городам и районам… всё в качестве наказания за враждебные военные действия, которые происходят поблизости или даже не поблизости от этих мирных жителей.
Еще я верю, что мир не может наступить до тех пор, пока не закончится строительство израильских поселений на оккупированных территориях, после чего эти поселения будет необходимо расформировать, чем раньше, тем лучше, и вывести войска, дислоцированные там для их охраны.
Я готова поспорить, что многие в этом зале разделяют эти два моих мнения. Подозреваю, что я тут, как говорится в старой американской поговорке, читаю проповедь церковному хору.
Но придерживаюсь ли я этих мнений как писатель? Или же я имею свои убеждения как человек совести и использую свое положение писателя, чтобы вторить тем, кто говорит то же самое? Влияние, которым владеет писатель, исключительно случайно. Это один из аспектов современной культуры славы.
Есть что-то пошлое в том, чтобы публично распространять мнения по поводу вещей, о которых ты мало знаешь из первых рук. Если я буду говорить о том, о чем я ничего не знаю или знаю лишь поверхностно, я буду просто выступать в роли подстрекателя.
Если вернуться к тому, с чего я начинала, то сказать всё это для меня — вопрос чести. Чести литературы как профессии индивидуального голоса. Серьезные писатели, творцы литературы, должны не только своей формой выражения отличаться от главенствующего дискурса средств массовой информации. Они должны составлять оппозицию многолосому гулу новостных программ и ток-шоу.
Проблема мнений в том, что они ограничивают тебя. А писатель, когда функционирует как писатель, всегда видит… больше.
Что бы ты ни находил, всегда найдется больше. Что бы ни происходило, где-то в то же время происходит что-то еще.
Если в литературе, этом великом деле, которое вершится (насколько мы знаем) уже три тысячелетия, есть мудрость — а я думаю, эта мудрость составляет основу той важности, какой мы наделяем литературу, — то она заключается в том, чтобы демонстрировать разнообразие наших частных и общих судеб. Она напоминает нам, что самые дорогие нам ценности несут в себе противоречия, а иногда и неразрешимые конфликты. (В этом смысл слова «трагедия».) Она напоминает нам об этих «в то же время» и «что-то еще».