Президент Йоханнес Рау, министр внутренних дел Отто Шили, министр культуры Кристина Вайс, обер-бургомистр Франкфурта Петра Рот, вице-президент Бундестага Антье Фольмер, ваши превосходительства, другие почетные гости, уважаемые коллеги, друзья… среди них — дорогой Иван Нагель![25]
Выступать в церкви Святого Павла перед такой аудиторией, получать премию, которой за последние пятьдесят три года немецкие книготорговцы удостоили многих писателей, мыслителей и выдающихся общественных деятелей, которыми я восхищаюсь, произносить речь в этом исторически значимом месте и на этой церемонии — для меня большая честь и вдохновение. Я сожалею лишь о том, что здесь сегодня не присутствует посол США, мистер Дэниел Коутс, который в июне, когда было объявлено о проведении церемонии, отклонил приглашение Ассоциации издателей и книготорговцев, чем продемонстрировал, что ему важнее поддержать идеологическую позицию и злопамятность администрации Буша, чем выполнить свои обычные дипломатические обязанности в виде представления интересов и репутации его — и моей — страны.
Посол Коутс выбрал не присутствовать здесь, я полагаю, из-за критики, которую я озвучивала в печатных и телевизионных интервью и коротких статьях в журналах касательно нового радикального поворота американской внешней политики, конкретно на примере вторжения в Ирак и его оккупации. Ему следовало бы быть здесь, считаю я, потому что гражданин страны, которую он представляет в Германии, удостаивается важной премии Германии.
Посол Америки обязан представлять свою страну — всю ее. Я, конечно же, не представляю Америку, даже то значительное меньшинство, которое не поддерживает имперскую программу мистера Буша и его советников. Мне хотелось бы думать, что я являюсь представителем только литературы, определенной идеи литературы, и совести, определенной идеи совести или долга, однако, цитируя сопроводительный текст этой премии от одной из крупнейших стран Европы, в котором меня характеризуют как «интеллектуального амбассадора» между двумя континентами (амбассадором в самом скромном, исключительно метафорическом смысле, разумеется), я не удержусь от того, чтобы поделиться некоторыми мыслями по поводу пресловутой пропасти между Европой и Соединенными Штатами, сближению которых предположительно способствуют мои интересы и порывы.
Во-первых, разделяет ли их только пропасть, через которую переброшены мосты? Или же это не только пропасть, но и конфликт? Американская политическая риторика почти никогда не обходится без желчных, снисходительных комментариев в адрес Европы, некоторых стран Европы; здесь же, по крайней мере в благополучных странах западной части континента, всё чаще проявляются антиамериканские настроения — всё более громко и несдержанно. В чем этот конфликт? Глубокие ли у него корни? Я думаю, что да.
Между Европой и Америкой всегда существовал скрытый антагонизм, не менее сложный и противоречивый, чем между родителями и детьми. Америка — неоевропейская страна, и вплоть до последних нескольких десятилетий ее населяли в основном европейские народы. И всё же именно различия между Европой и Америкой всегда поражали самых проницательных европейских наблюдателей: Алексиса де Токвиля, который посетил молодую страну в 1831 году и по возвращении во Францию написал Демократию в Америке — спустя 170 лет она остается лучшей книгой о моей стране, — и Дэвида Герберта Лоуренса, который восемьдесят лет назад опубликовал самую интересную книгу об американской культуре: Исследования классической американской литературы, очень влиятельный и едкий труд. Оба они понимали, что Америка, дитя Европы, становится или уже стала антитезой Европы.
Рим и Афины. Марс и Венера. Авторы недавних популярных трактатов развивают идею неизбежного столкновения интересов Европы и Америки, и они не сами придумали эти антитезы. О них много размышляли граждане разных стран, и они же составляют основную палитру, перепев большой части американской литературы XIX века, от Джеймса Фенимора Купера и Ральфа Уолдо Эмерсона до Уолта Уитмена, Генри Джеймса, Уильяма Дина Хауэллса и Марка Твена. Американская невинность и европейская искушенность; американский прагматизм и европейский интеллектуализм; американская энергия и европейская скорбь; американская наивность и европейский цинизм; американское благодушие и европейское коварство; американский идеализм и европейское искусство компромисса — все эти мотивы вы слышали.
За два бурных века их исполняли на все лады — под каждую новую оценку и новый угол зрения. Европофилы используют антитезу почтенности и варварства, когда отождествляют Америку с грубой коммерцией, а Европу — с высокой культурой; европофобы любят клишейное представление о том, что Америка олицетворяет идеализм, открытость и демократию, а Европа — удушающий снобизм и рафинированность. Токвиль и Лоуренс наблюдали нечто более агрессивное: Америка не просто объявила независимость от Европы и европейских ценностей, но встала на курс развенчания и уничтожения европейских ценностей и европейской власти. «Невозможно сделать новое, не сломав старого, — писал Лоуренс. — Европа стала старым. Америка… должна стать новым. Новое всегда означает смерть старого». Лоуренс пророчил, что уничтожение Европы — это миссия Америки, в которой она использует демократию как инструмент, в частности, культурную демократию, демократию нравов. А когда эта цель будет достигнута, продолжает он, Америка вполне может отказаться от демократии в пользу чего-то еще. (Это что-то, может статься, формируется сейчас.)
25
Иван Нагель (1931–2012) — немецкий театровед, театральный критик венгерского происхождения.