Ниночка отдыхала от подруг, и Макар это знал. Он мог представить, что значит сразу девятнадцать женщин вместе. И Ниночка сидела на раздвижном брезентовом стульчике и отдыхала глазами на работе Макара.
— Макар Иванович, — сказала Ниночка смущаясь, — куда вы ходите по утрам?
Макар отложил готовый сапожок и взялся за мужскую пару зимних ботинок. Он поставил их на стол и долго и внимательно осматривал. Что правда, это были не ботинки, а обноски. Макар их ремонтировал в третий раз.
— А ты рано встаешь? — спросил Макар.
— Я сегодня рано проснулась…
— А я вот хожу смотреть, как утро ленится.
— Как утро ленится? — в удивлении повторила Ниночка.
— Страшно это интересная штука. Занимается утро неохотно, вроде б как вразвалочку, и все тянется, потягивается, и туманчиком прикроется, и клубочком свернется. А солнце подпирает, поторапливает, а потом уж как осерчает и брызнет во всю мощь…
— А правда, что у вас целая плантация женьшеневая есть? — округлила глазенки Ниночка и худенькие колени ладонями прикрыла.
— Уж это точно. В аккурат завтра урожай снимать пойду. — Макар усмехнулся и взялся было за молоток, но передумал и посмотрел в окно. В той стороне, где поднималось утрами солнце, наступила необычная ясность. Теперь там тени ушли в деревья, и прошлогодние листья просвечиваются насквозь: бурые, с золотыми подпалинами. И Макар подумал, что сейчас хорошо скрадывать рябчика, он в аккурат от золота осоловел и лишь посвистывает в изумленном восторге.
— Макар Иванович, — напряглась Ниночка от неожиданности собственной мысли, — возьмите меня с собой.
— Я рано ухожу. — Макар потянулся к ботинку и опрокинул консервную банку с гвоздями. Баночка была свежей, без наклейки и отразилась в солнце, сгорая от собственного сияния…
Так они и стали ходить в тайгу по утрам. Шла Ниночка, обняв плечи руками и вздрагивая от утренней свежести, и шел Макар Чупров, крупно загребая длинными ногами.
Походы их все больше проходили в молчании, и лишь иногда Ниночка уставала от тишины и говорила несмело:
— Макар Иванович, и не скучно вам было одному в тайге?
— Зачем же. Мне одному скучно не бывает.
— Все наши женщины вас чудаком называют, — краснела Ниночка и поспешно склонялась, якобы разыскивая что-то в росной траве.
Макар Чупров на это как-то странно улыбался и еще больше сутулился, от чего его долговязая фигура напоминала вышедший наружу корень. Он грустно смотрел на Ниночку и сознавался:
— А и правильно говорят. У нас зря не скажут.
Он смотрел на нее необычайной ясности глазами и словно бы удивлялся тому, что она не знает такой простой вещи. Его некрасивое, удлиненное лицо выражало в эту минуту такое спокойствие и мудрость, что показалось Ниночке и совсем молодым и совершенно красивым.
Однажды Макар поразил Ниночку тем, что на опушке кедрового леса неожиданно громко хлопнул несколько раз в ладоши и пролетавшая мимо темно-бурая с белыми крапинками птаха тут же села на ветку дерева. Была она чуть поменьше голубя, с длинным клювом и какая-то вся воинственная, и тут же принялась пронзительно кричать: «крэ-эк, крэ-эк, кэрр!»
— Кедровочка, — бережно сказал Макар, и Ниночка видела, как хорошо ему было в эту минуту. Он забыл ее, себя, да и весь мир, наверное, забыл, скрадывая добрыми глазами каждое движение крикливой птицы…
— А ты, брат, того — хитрец, — сказал как-то Макару директор, — присушил девчонку. Вот не ожидал.
— Глупости вы говорите, — нахмурился Макар и отвернулся к окну.
— Чем же вы в тайге занимаетесь? — осторожно кашлянул директор, неожиданно почувствовав какую-то неловкость.
— Авы посмотрите, — ответил Макар Чупров.
— Ну, ну, — неопределенно хмыкнул директор, — непременно посмотрим.
Через два дня, утром, когда Ниночка с Макаром выходили из поселка, директор и в самом деле поджидал их, задремав на обочине шоссейки. Был он при ружье, туго перетянут патронташем и в вязаной шапочке.
— Как я, ничего? — спросил он вначале Макара, а потом и Ниночку. И чувствовалось, что ему и в самом деле небезразлично то, как он выглядит.
Ниночка, глядя на вязаную шапочку своей работы, тихо похвалила: «Хорошо, Сергей Иванович». Макар же смолчал и лишь пройдя достаточно, огорченно сказал:
— А ружье-то зачем?
В тайге директор был не директор, а маленький, слегка кругленький, слегка смешной человек, а потому он и ответил Макару с извиняющимися нотками в голосе: