Что будет тогда наполнять его сердце? Глухая и острая пустота? Бессилие после оглушающей вспышки силы и жара?
Что?
Он тогда не знал, не мог знать, но неотвратимо чувствовал, что это будет что-то неизбежно страшное, болезненное, тяжелое и непоправимое, то, что залечить сможет только Итачи.
Да-да, Итачи, к которому в поисках успокоения и силы придет Саске.
Но это позже, все позже, а пока он, изо всех сил вырываясь из колючих лап ветвей кустов, которые раздирали его лицо и тело, споткнулся и бессильно упал на землю, на секунду растягиваясь на ней, поднимая голову и снова быстро вставая: буквально за двумя-тремя деревьями блестела и шумела мощная и самая большая река в Стране Огня.
Река Накано.
Саске приготовил все заранее, до того как пошел на встречу с Шимурой. Он знал, куда ему бежать, в какую сторону, чтобы не заблудиться и не заплутать в ночном диком лесу, в котором днем мало вероятности выбраться.
Река Накано яростно бушевала, переполненная от проливных дождей, ее помутневшие воды, плескаясь, разбивались о невысокие и рыхлые, местами даже обсыпанные берега, старая дамба как будто грозилась вот-вот рухнуть под напором мощи стихии.
Саске еще тогда, когда проходил мимо нее в Коноху, сразу взял себе на примету эту старую ветхость и непрочность.
Где-то высоко в фиолетовом давящем небе прогремел тихий и гулкий раскат грома, как будто кто-то неаккуратно рассыпал тяжелые предметы по каменному полу.
Саске, предчувствуя скорую бурю, немедленно, заспешив еще больше, побежал к берегу реки, обегая последний ряд леса и вырываясь на влажную и холодную траву, беспощадно хлеставшую его по ногами, но разгоряченное схваткой тело, усталое и лихорадочно дрожащее от жара, переполняющего его, с благодарностью принимало блаженный холод.
Саске изо всех оставшихся сил бежал к дамбе, как будто та ускользала из-под его рук, но дело было не только в том, что он спешил как можно скорее покончить со всем и освободиться от изматывающей его ненависти, окончательно разорвать свое прошлое с будущим, чтобы не было того, о чем он будет думать и сожалеть.
Дождь.
Он непременно должен был успеть все сделать до дождя.
Саске в изнеможении согнулся пополам лишь у дамбы, оперевшись руками о едва дрожащие колени и судорожно дыша широко открытым ртом, почти захлебываясь и задыхаясь; ему стоило огромных усилий остаться стоять на ногах и не упасть, теряя сознание.
Порох, который был закреплен на верхней перекладине дамбы, к счастью, остался сухим, как и было запланировано: волны Накано не доставали сюда.
Снова грянул гром, но еще более раскатистый и грозный; повеял сильный и холодный ветер, несущий с собой частицы брызг с волнующейся реки. Саске, поднимая голову вверх и сглатывая слюну, оттер со лба пот, дрожащей от напряжения рукой вытаскивая непослушными ему пальцами зажигательную спичку.
Он не мог понять, откуда на него обрушилась тяжелая слабость, но Саске чувствовал, что был на пределе: физическом и духовном, вероятно, от истощения голодом, бессонницами и ненавистью, однако как только он приготовился чиркнуть спичку, чтобы покончить со всем, его взгляд упал на темную мирно заснувшую Коноху, по-родному спокойно притаившуюся в низине долины.
Поток воды такой силы сметет ее за несколько часов. Вряд ли выживет большое количество людей, они, возможно, мгновенно погибнут во сне, когда их раздавят собственные дома, сломленные оглушающим наводнением.
Но почему-то в самую решающую из секунд всей мести Саске оторопело замер, отрешенно всматриваясь в очертания заснувшей деревни.
В какой-то момент ему показалось, что внутри него что-то дрогнуло, что-то давно забытое и спрятанное глубоко в сердце и душе.
Вероятно, то воспоминание, что он когда-то так же любил Коноху, так же преданно и тепло.
А Команда семь?
Конечно, жалость. Чертова жалость к Наруто, Сакуре и Какаши.
Пожалуй, сейчас Саске меньше всего хотел о них вспоминать, но нечто родное, теплое и невозможно болезненное то и дело кололо и ранило его изнутри, напоминая, что помимо Итачи и семьи у Саске были и другие крепкие и дорогие ему узы, например, такими являлись отношения с Командой семь.
Да, он только сейчас понимал, как ему будет тяжело это сделать. Тяжело, тоскливо, гадко, неприятно, как будто собственными руками пытаешься оторвать от себя свою еще живую часть, выкинуть ее, тщетно не обращать на боль внимания, когда она продолжает жалить и напоминать о себе.
В конце концов, Саске всегда хотел членам Команды семь добра, пусть не показывал, как иногда беспокоится и волнуется за них, как дорожит связью с Какаши, с глупым идиотом Узумаки, с иногда ужасно бесполезной на заданиях Харуно, но Наруто, и от этого не убежишь, был его лучшим другом, Сакура — сокомандницей, которую он своими руками спасал множество раз, а Какаши — учителем.
«Я же знаю, что в конце концов становится с такими, как ты. Те, кто добивался своего, не получали удовлетворения, и все оборачивалось трагедией. Ты будешь страдать все больше и больше. Сумеешь ты отомстить или нет, останется только полное опустошение. Неужели ты готов предать друзей, товарищей, учителей? Ты не вспомнишь о нас, о Команде семь, о Наруто, о Сакуре? Ты сможешь поднять на них руку? Помнишь, чему я вас учил? Да, те, кто нарушают правила в мире шиноби, мусор. Но те, кто бросают и предают своих друзей, хуже мусора».
Неужели все так и будет? Неужели он уже не решится на последний решающий все шаг, вспоминая улыбку Наруто и его вечную готовность сделать все ради своего друга?
Саске колебался и начинал ненавидеть себя за эту нерешительность, подводившую его в последний момент.
Наруто, Сакура, Какаши — они были невиновны, они могли улыбаться благодаря Итачи, потому что Саске всегда считал их друзьями.
Гром грянул с большей силой, надламливая небеса, трава начала шуршать, когда по ней начали бить первые капли крупного ливня.
Порох мок, пока Саске, смотря в небо, решался.
«Я не могу жалеть всю Коноху ради них, я не могу оставить это так, оставить свое прошлое с собой. Мне было хорошо, когда я убил Шимуру, как никогда, как будто я очистил имя Учиха от всех пятен, покрывавших его, как будто освободил его от связи с прогнившем миром шиноби. Когда все связи с Листом будут разорваны, имя Итачи будет очищено. Если я буду выбирать Команду семь или свою семью, друзей или месть, простите, Наруто, Сакура, Какаши, я выберу второе. Я знаю, вы не погибните и выживете, по крайней мере, я на это надеюсь. Простите, но это — мой путь шиноби».
Спичка ярко вспыхнула, Саске бросил ее к закрепленному пороху, отшатываясь назад и падая на мокрую землю, пачкаясь в земле и грязи и прикрывая голову, когда раздался громкий хлопок, как раскат грома, но лишь неприятный запах указывал на род того, что взорвалось.
В следующие секунды Саске слышал только громкий и оглушающий треск сломанных опор дамбы, слышал, как вода, забушевав и сметая все на своем пути, хлынула вниз, к Конохе, как зашумели ее смертоносные волны, и, привстав на колени и опершись на руки, Саске отрешенно и устало смотрел, как мутные потоки устремляются к Скрытому Листу.
«Все?»
Саске закрыл глаза, поднимая лицо вверх.
«Все».
Он медленно и спокойно дышал, открытым ртом жадно ловя холодные капли дождя, даже уже ливня, который разошелся и хлестал его тело как плетьми; Саске все пил и пил его воду, пресную, ледяную, не открывая глаз, дрожа от ветра и холода, и почему-то ощущая, как внутри него расползается странное и прежде неиспытанное чувство, как у человека, у которого больше не осталось никаких дел и который смотрит вокруг себя пустым взглядом.
Саске был опустошен, вне сил что-то понимать и чувствовать, даже ненавидеть он больше не мог. Теперь он, как и его брат когда-то после резни, не был способен на что-либо реагировать, что-либо ощущать, понимать, глупо и маниакально повторяя про себя единственное слово: «Конец».
Он свершил свою месть, ненависть распрощалась с ним: Саске не привык ненавидеть мертвецов.
Он понимал, что ему надо уйти отсюда как можно скорее, вылечиться, он был усталым и раненым, но даже двинуться с места сейчас не смел: он пил и пил воду, как путник, изнеможенный без живительной влаги, как тогда, в пустыне, где был другим Учихой Саске.