Воздух после дождя и далекой грозы был чист и прохладен, когда дул ветер, особенно ощущался промозглый холод наступающей зимы. Снегов тут никогда не было, лишь холод и бесконечные дожди, а высоко в горах, возможно, опять будут завалы и снежные бури, редкий путник попадется там в такое суровое время.
Саске, продрогнув, ежеминутно ежился в плаще, снова недовольно щурясь на восходящее солнце, бьющие своими лучами прямо в лицо: они шли на восток. Снова, как очень давно идя рука об руку с Итачи, как всегда молчавшим и погруженным в себя, он ощущал прежние теплые чувства, искру нетерпения во время возвращения домой. Саске вдыхал полной грудью холодный воздух, несмотря на холод расстегивая плащ и позволяя ветру продувать себя насквозь, играя с волосами и складками теплой зимней одежды.
— Заболеешь, — заметил Итачи: он кутался в свой плащ, прищуриваясь, когда смотрел на горизонт: впереди на дороге чернело небольшое пятно, кажется, чьей-то телеги.
Саске ничего не ответил, но и не застегнулся, продолжая идти дальше.
Только после продолжительного молчания он вдруг спросил:
— Тебе можно еще работать шиноби с твоим здоровьем? Мне кажется, что это небезопасно. Может, стоит…
— Все хорошо, — Итачи коротко улыбнулся.
Саске, помедлив, кивнул головой.
Да, пусть будет так. Итачи будет легче умереть на задании от переутомления или даже погибнуть, чем как больному и немощному человеку в постели, окруженному заботящимися родственниками и врачами.
Пусть умрет по тому предназначению, для которого был рожден: как шиноби. Пусть не в бою, так после него.
Это будет посмертной честью.
Саске знал, что ему будет нестерпимо больно, но ради брата он не будет долго скорбеть.
Он сильный, он все сможет и все переживет. Поэтому Итачи был спокоен и не волновался напрасно, косясь на своего младшего брата с одобрением во взгляде темных близоруких глаз.
Над полями пронзительно кричали стаи быстрых ласточек, собирающихся улететь на юг. В этом году они задержались, теперь собираясь наконец-то покинуть свой дом на зиму.
Бледно-голубое холодное небо все так же оставалось покрытым плотным слоем серо-белых облаков, пышных, как будто взбитых, порванных в клочья с их краев, которые розово-персиковыми цветами прожигает восходящее над Страной Огня солнце. Пятна на облаках были невероятно яркими, как будто светящимися сами по себе, независимо от восхода, дня или заката, а в проемах между облаками красовались размытые и неаккуратные разводы золотистого цвета.
Ласточки вились высоко и кругами парили над землей, крича и разрываясь своими немного печальными, звонкими и неповторимыми трелями.
Итачи покосился на Саске.
Его брат украдкой улыбался, всеми силами пытаясь спрятать в уголках губ свою улыбку.
Он чувствовал на себе взгляд Итачи, и ему это нравилось.
Все будет не так, как раньше. Возможно, хуже, в чем-то лучше. Саске не жалел о пути, через который прошел с поднятой головой, сойти с которого помог брат; старался не сожалеть о том, что сделал со Скрытым Листом, возможно, это даже пойдет на пользу деревне, Наруто сможет сделать тот мир чище; неуют ему приносила лишь мысль о бессмысленной смерти Сая.
Однако тот и так многое сделал в никчемной жизни члена Корня АНБУ. Глубоко в душе Саске был ему благодарен. Как и навсегда для него пропавшему в прошлом Неджи.
Саске фыркнул, поворачиваясь лицом к Итачи, хотел ему что-то сказать, что-то пустяковое, но тут же старший брат указал рукой вперед, заставляя своего обратить внимание на горизонт: так и есть, впереди все же ехала телега, и ехала она в сторону Страны Земли.
— Хочешь догнать и попросить, чтобы нас подвезли? — Саске снова перевел свой взгляд на старшего брата. Тот кивнул.
— Да, иначе наш путь растянется на пару дней, а ночевать в поле сейчас очень холодно и небезопасно.
— Ладно, — Саске пожал плечами, — а деньги? Придется платить.
Итачи смотрел так, как смотрят взрослые на ребенка, пытаясь его надуть.
Для него Саске, чтобы он сам ни говорил и в каких ошибках бы ни признавался, всегда будет тем самым ребенком, которого он впервые увидел в плетеной корзине в своем доме. Маленьким, теплым, пахнущим молоком матери, хрупким и беззащитным, тем, кого надо защитить и беречь. Во что бы то ни стало. Пусть эта ошибка будет вечной, и так недолго осталось жить.
Что ж, пожалуй, надо научиться предоставлять ему большую самостоятельность и давать право на решение всех серьезных проблем.
Одним словом — доверять и прислушиваться.
— Это не твое дело, Саске.
Но хотя бы начиная с завтрашнего дня.
Саске фыркнул, недовольно пожимая плечами.
— Мне все равно. Но если ты собрался подъехать до Страны Земли, то мы так никогда не догоним телегу. Что делать? Побежим?
Итачи в какой-то момент поджал бледные губы, опуская свой взгляд вниз, а Саске поежился: действительно, сердце брата могло не выдержать напряжения. Конечно, вряд ли это бы случилось, но все же Саске слишком опасался за дорогую ему жизнь. Поэтому, заботливо и невероятно нежно смотря на старшего брата, он хотел дотронуться до его плеча и ободрить, как Итачи сорвался с места, мельком кидая холодный взгляд, каким смотрят только на соперников, на своего младшего брата, и побежал по дороге вперед, заводя выпрямленные руки назад и пускаясь догонять телегу.
— Не отставай, иначе уеду без тебя!
Показалось, или в голосе проскользнула насмешка?
Саске, не ожидавший такого поворота, как вкопанный застыл, с изумлением во взгляде провожая быстро удаляющегося брата, что-то крикнувшего вознице.
Как так?
«Не позволю ему бегать быстрее, чем я!»
Смело и самоуверенно ухмыльнувшись, Саске, хмыкнув, так же побежал вперед, за Итачи, догоняя и его, и телегу.
Крестьянин, отзываясь на голоса братьев, остановил своих волов, ожидая, когда шиноби догонят его.
Небо рассеивалось и становилось ясным, поднимался промозглый северный ветер.
Телега отъезжала все дальше и дальше, щедро подвозя с собой еще двух разгоряченных от бега путников, беглых шиноби и преступников класса S, теперь и членов организации Акацки.
А за ними по пятам бежала зима, неся с собой связку дождевых облаков.
***
1- сугэгаса — обыкновенная коническая шляпа из тростника, соломы или бумаги.
========== Эпилог. ==========
En ma fin estmon commencement.
В моем конце мое начало.
Мария Стюарт.
***
Город был шумным и чрезвычайно большим, пыльным, в удушающей жаре июня, казалось, невыносимо было ходить по грязным дорогам, обходить кричащих и бегающих детей бедняков, поправлять широкополую соломенную шляпу со спускающимися с нее лентами запыленной и засаленной ткани; громоздкий черный плащ с алыми облаками на нем просто был создан для того, чтобы умереть в его драпировке от жары.
Веселил только маленький бубенчик, звенящий на шляпе.
Саске морщился, расстегивая первые две петли на воротнике и сжимая в руках снятую шляпу: теперь пекло голову. Он шел уже долго, миссия его была выполнена, рана от ножа одной из девчонок была перевязана и зашита.
Чертов кунай.
Все, что Саске сейчас хотелось, — это снять небольшую комнату в самом дешевом постоялом дворе, где он бы смог переждать утомительную дневную жару и поспать, а ночью, в прохладе, продолжить путь. Впрочем, гостиниц на горизонте пока не было, а есть хотелось не меньше, чем хорошего отдыха. Поэтому от предложения Кисаме отобедать в одной из таверен Саске не стал отказываться.
Итачи не было пять лет. Новым напарником двадцатисемилетнего Учихи Саске стал Хошигаке Кисаме.
Итачи прожил после вступления в Акацки пять лет, умерев в возрасте двадцати семи. Его сердце не выдержало и отказало, в последние годы приступы мучили его все чаще и чаще, были все болезненнее, настолько, что в глазах темнело, и в последние двенадцать месяцев своей жизни Итачи терял сознание после приступов; однако это не мешало ни выполнять задания организации, ни жить более менее нормальной жизнью. После последнего в жизни боя Итачи прожил неделю: он мучился от болей и умер в одной из гостиниц на руках своего брата, который был рядом, пытаясь облегчить страдания старшего брата всевозможными лекарствами и холодными компрессами, хотя Саске понимал, что это конец, давно понимал, что он близок.