— Ты чего меня импортным шмотьём вздумал попрекать? Верну их ему все обратно. Тем более, что они на меня теперь никак не налезают, — взбеленился я, — Тебе санаторные блага глаза застят, друга за ними не видишь.
— Ладно, прости, Чика. Сказал, не подумав.
Затем Змей битый час шуршал в разных гардеробах. Вылез с виноватой мордой и развел руками:
— Брат всё своё вывез на свою квартиру. Отцову шмоть я трогать побоялся. А моё вот мерь. Ни по каким параметрам вовкины штаны и рубашки мне не подходили. Да и не нужны они были. Куртку бы мне. Вовкины польта сильно не налезали.
— Ну, тогда гони мой четвертак. Слетаем в промтоварный, потратимся на пальтишко какое-нибудь немудрящее, — предложил я.
Снова чудище ушло в отказ:
— Извини, Чик. Твои деньги я отдал на сохранение Чинку. Побоялся потерять.
И здесь облом! Денежные проблемы вновь обозначились. До поездки в Берёзовую рощу надо ведь здесь как-то проживать. У Вовки имелось полтора рубля, и он был готов ими спонсировать меня, хоть и собирался с Алкой сходить в ДК на сеанс фильма «Романс о влюблённых» в семь вечера. Можно ещё было завалиться к Шиловскому Толяну за обещанными авторскими с вероятным результатом, стремящемуся к нулю. Ничего больше не придумалось, кроме как в гостиничном подвале попробовать вымолить у пацанвы что-нибудь из верхнего на время. Не хламиду же эту позорную на себе таскать. Да и деньжаток бы неплохо раздобыть. Хотелось сегодня сунуться в больницу, проведать Инну не с пустыми руками. На всякий пожарный договорились держать пока легенду о внезапном моём приезде в качестве дальнего родственника, которого в поезде знатно подрезали гопники.
Переместились в сокровенный подвал. Завсегдатаи все тут собрались. Ржут, травкой балуются, гады. Пёрлик деловито мастерил духло, засыпая чего-то в табак. Этим составом набивал папиросы и выдавал пацанам для выкуривания по пятнашке за штуку. Бизнесмен ети его в рот. На гитаре солировал Шило. После того, как брат взял его в свой ансамбль, авторитет пацана возрос до значительных высот. По крайней мере, подвальные обитанты транслировали ему всяческие респекты. Шило с видом уставшей от славы звезды экрана рассказывал приятелям о предстоящем конкурсе военно-патриотической песни, где у их коллектива имелись все шансы на победу с новой сногсшибательной штукой, написанной братом Толей. Интересно девки пляшут… Получается, что Толян нагло похерил наш договор и умыкнул ещё одну песню из-под меня, вернее, Мигули. А, пёс с ним и песнями этими!
Мой пресс-секретарь презентовал меня, как дальнего чикинского родственника, снабдив погонялом «Клещ». Вот же фантазия у Змея где не надо проклёвывается. Наверное, его подсознание силится других подгрести под свою пресмыкательскую кликуху. Придумал легенду, что на меня в дороге маньяки напали. Ограбили, одежду отобрали, всю жопу порвали и даже обрили подчистую. Этому чудищу опасно что-либо подбрасывать в топку его фантазий. Однако, все почему-то моментально поверили в этот сказочный бред. После предварительной обработки обратились оба к обитателям подвала со слёзной просьбой. Странным образом никто не вдохновился поделиться верхней одеждой. Ну, да. Мамки ихние этим делом верховодили. Понимаю. Денег взаймы наскребли совсем немного, всего копеек сорок. Помолчали с Вовкой в полном опупении, пока в голову не прокралась офигительная мысль. Для начала попросил гитару у Шила и предложил:
— Хотите, я вам кое-чего сыграю из дворовых песен. А вы мне тогда поможете, — начал соблазнять пацанов. Деньги у ребят имелись. Должны быть. Не зря же здесь Пёрлик резвится.
— Давай, а мы после посмотрим — помогать тебе, или нет, — за всех решил авторитетный Шило.
Он протянул гитару. Я пробежал пальцами по струнам, обдумывая, что такое предложить неравнодушной публике. Решил пройтись по почти забытым, но очень красивым композициям. Исполнил «В Кейптаунском порту». Сам гитарный проигрыш подготовил к восприятию невероятного драйва. Эта супер красивая песня была создана еще в тридцатые года в Америке. В сороковом году ленинградский школьник Павел Гандельман написал русский текст, чем еще больше усилил ощущения от песни. Простые и мелодичные слова, приправленные задиристой мелодией, легко лились в самое сердце:
— В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
«Жанетта» поправляла такелаж.
Но прежде, чем уйти в далекие пути
На берег был отпущен экипаж.
Идут-сутулятся, по темным улицам,
И клеши новые ласкает бриз.
Они идут туда, где можно без труда
Найти себе и женщин, и вина.
…
С учётом моего нового голоса, исполнение было не хуже, чем на каком-нибудь концерте. Что тут началось? Пацаны взвыли от восторга и заставили меня еще раз исполнить эту песню. Следующим номером сбацал «По тундре» — зековская песня, немного грустная. Ее тоже приняли на «ура».
Решил заканчивать представление, да и подустал немного. Посыпались денежки, в основном, белыми кругляшами. В итоге с пацанов стряслось мелочью рубль и десять копеек. Профессор Пердуновский растрогался и приволок ментовскую шинель и шапку-ушанку с кокардой. Ну, хоть что-то. Форма пришлась мне как раз. Хе-хе, а вдруг наш глубокоуважаемый Профессор и есть тот самый вовкин маньяк, похищающий всяких худеньких милиционериков? Вон, постоянно жареным мясом несет из его каморки.
Заметил сзади Шило работающий кассетный магнитофон. Песни мои записывает. Ну и пусть, если нравятся.
— Откель кассетник? Вещь редкая, — поинтересовался я, рассматривая импортный Филипс.
— Сам Стас Намин из «Цветов» к нам приезжал и брату моему на день рожденья подарил, — приосанился Саня и вдруг предложил, — Давай к нам в ансамбль, Клещ. На басы гитарист срочно требуется.
Предложение, конечно, интересное. Согласился, если получится что-нибудь с авансом вперёд. С этим кротом Толяном надо быть осторожней. До репы ещё имелся целый час. Планировал заскочить в больницу, проведать Инну. Поблагодарив всех тех, кто мне помог, покинули с Вованом подвал. Заскочили в магазин закупиться чем-нибудь витаминно-полезным для больницы на собранные с учётом вовкиных денег три рубля. Шиканули на половину шоколадными конфетами «Белочка», триста грамм. Оставшуюся половину решил вернуть другану. Не зверь же я жестокий, чтобы лишать Чудище романтического вечера. Вышли на морозную улицу. Прежде чем распрощаться, ещё раз попросил его не раскрывать мою подноготную. Договорились встретиться завтра после школы в подвале.
В больницу шел с некоторой опаской. Что там с Инной сейчас? Столько уже времени прошло… Нарисовался дедок с неприятной новостью. Приехала Люба и обнаружила пропажу каких-то своих ценных вещей. А после Степановна обнаружила пропажу пачки облигаций, хранившихся ранее в платяном шкафу. Подозрения естественно обратились на меня. Старушка пока сестре ничего не говорила про меня, но очень расстроилась до сердечного приступа.
— Семёныч, разберись с этим. Сам ведь знаешь, что я не трогал эти облигации с любиными шмотками, — распорядился я разочарованно, — У самого много чего скрали.
Как известно, хорошие мысли приходят всегда внезапно. Вспомнилась наша вороватая соседка этажом ниже Алевтина. Вдруг это она сделала дубликат с ключа моей квартиры и воровала по-тихому. Поделился этой мыслью с призраком. Он пообещал проверить эту версию.
Вахтер, наверное, подумал, что мент пришел ушибы лечить и пропустил без слов. Я поднялся в хирургическое отделение, где дежурила медсестра Надя. Естественно, она меня не узнала.
— Молодой человек, у нас больные в приемном отделении дожидаются врача. Но, раз уж вы пришли сюда, то можете подождать вон на той на лавочке, — принялась привычно кокетничать она.
— Я к Филатовой Инне. Как она сейчас?
— Нет у нас никакой Филатовой, — вдруг отрезала медсестра. Затем, немного подобрее пояснила, — Перевезли её куда-то в Москву.
Я взмолился всей своей героически битой физиономией выяснить подробности. Надюха смилостивилась и достала журнал записей. В месте обозначения адреса направления стоял прочерк. Досиделся со своими благими намерениями. Где вот теперь мне ее искать? Оглушённый этой новостью, вышел из больницы и долго стоял на одном месте. Стало вдруг отчётливо ясно, что без Инны мне нет никакого интереса жить ни в каком мире.