— Скажем так, — майор всегда излагал свои мысли предельно осторожно, — появилось мнение, весьма обоснованное мнение, некоторых ДОСТАТОЧНО серьёзных лиц, — он повернул голову в том направлении, куда удалился младший Черчилль, — что пока мы высматривали нашествие так называемых «обезьян-бабуинов», возникла опасность со стороны «гуннов».
Судя по лексикону[16], сэр Энтони имел беседы не только с сыном, но и с отцом. Вероятно, — подумал Майкл, сохраняя «poker face»[17] — они встречались, когда начались разговоры о возвращении Черчилля в правительство.
«Это стоит отметить на будущее», — подумал Майкл.
— Существуют опасения, что германский канцлер Гитлер трактует термин «Возрождение Германии» слишком широко. В частности, в плане возрождения её военной мощи. И если правительство это прозевает, Британия может оказаться не столько субъектом, сколько объектом европейской политики. И этого бы мистер Си никоим образом не хотел допустить.
Майор замолчал и неторопливо начал пить чай. Майкл откинулся в кресле.
— Прошу прощения, сэр, я хотел бы прямо спросить, какова будет в этой ситуации моя миссия?
— Вы, Майкл, великолепный журналист. — Сэр Энтони чуть кивнул, поставив чашку на стол, непонятно: кивок этот относился к чаю или к Майклу.
Майкл на всякий случай «благодарно» улыбнулся, пусть даже — «я рад, что вам понравился чай», но и майор вряд ли приняв этот скромный жест за чистую монету, продолжил:
— И редакция «Дэйли Мэйл» наверняка заинтересуется вашей идеей цикла статей об англо-голландских экономических связях. Ну а если во время вашего пребывания в Амстердаме вы выясните кое-что (а ещё лучше и не только кое-что) для нас с мистером Си о связях германо-голландских (и не только экономических), это бы очень нам помогло.
А, старый лис! Не сказал «мы были бы благодарны»! Хотя при таком-то более чем скромном финансировании, о чём он сам твердит при каждом удобном случае…
— Так, когда вы собираетесь посетить Амстердам, дорогой Майкл? — глаза сэра Энтони неожиданно стали холодными, а взгляд — жестким. Не изменился только голос. Очень добродушный голос, можно сказать, расслабленный.
— Я планирую встретить там Новый Год.
Через минуту он встал, коротко поклонился своему старшему собеседнику и плавно — не демонстрируя офицерской выправки, а лишь показывая свою спортивность — повернулся и направился к выходу.
В коридоре лондонского клуба «White's» царил традиционный полумрак…
Из газет:
В начале года английский кабинет, без сомнения, будет обновлён…
Итало-эфиопский конфликт и международный кризис…
Убийства и аресты антифашистов ширятся в Германии…
(3)
(Германия, Германия превыше всего, Превыше всего на свете. От Мааса до Мемеля, От Этча до Бельта!)
Солнце, искрящийся снег, темные силуэты сосен, и вечные горы, напоминающие… что жизнь быстротечна. Она лишь сон, красивый или не очень, приятный или нет.
А какой сон приснился мне? — Вильда не хотела признавать, что, возможно, ей снится унылый неинтересный сон про женщину, которая мечтала взлететь, как птица, но обнаружила себя «на кухне, в кирхе, и в детской». Увы, но такова правда жизни, неоднократно описанная в прозе и в стихах, пропетая с амвона, подкрепленная розгами строгой фрау Линцшер и растолкованная ласковыми ну-ну-ну «милой мутер». Нет ничего удивительного в том, что идея не просто носится в германском воздухе, она сам этот воздух… суть… идея земли и крови. Куда от этого бежать, если романтический Gestalt[18] «Великой Женственности» растворен не только в стихах божественного Гёте, но и в великолепных, как пенящееся шампанское, строках изумительного, хоть и запрещенного нынче, Гейне?
Мысль получилась красивая. Художественная, как все еще говорили иногда в салонах Мюнхена. Но главное, мысль эта понравилась самой Вильде.
Так мог бы начинаться роман, — решила она, глядя в спину уходящему вперед мужу, — о мужчине и женщине, идущих солнечным зимним утром по свежепроложенной лыжне в Баварских Альпах.
О мужчине и женщине, — повторила она мысленно и усмехнулась. Надо же, даже в своих мыслях она поставила на первое место не женщину, то есть, себя, а мужчину, то есть, его. Приходилось признать, что общество гораздо сильнее индивида, и с этим, по-видимому, ничего не поделаешь. А Баст — ну что тут скажешь! — был убедителен и великолепен, другого слова не подберешь. Он высок, атлетически сложен, и… да, он спортсмен в лучшем смысл этого слова. Все, что он делает, он делает технически безукоризненно, как сейчас, к примеру, идет на лыжах. Вот только…
16
«Одержав победу над всеми гуннами — тиграми мира, я не потерплю, чтобы меня побили обезьяны», — слова У.Черчилля в период Гражданской войны в России. «Обезьянами-бабуинами» он называл большевиков.
18
Gestalt — Гештальт, (термин немецкой классической философии) целостный образ, представляющий из себя нечто большее, нежели простая сумма составляющих его элементов.