- Пиздец! - крикнул Сафиуллин. - Ведущий каток выбило!
- Сваливаем! - сразу вполне трезво оценил ситуацию Федорчук. - На хер отсюда, сейчас накроют!
Он откинул было башенный люк, но тут же передумал:
- Через десантный! Осколки!
Они выскочили из бээмдэшки и, не сговариваясь, метнулись за здоровенную каменюку слева, за которой укрывались Рожков и Семёнов.
- Всё! - сказал Сафиуллин, - Конец машине, сейчас добьют.
- Дай закурить, - попросил он у Рожкова спустя мгновение.
- Последние, - протянул тот полупустую пачку Примы, остальное в машине...
Закурили. Душманский миномет продолжал бить по брошенной БМД, осколки от мин свистели где-то выше, горохом в пустой консервной банке секли по алюминиевой броне, вгрызались в скалу, вызывая мгновенные, но незначительные каменные осыпи. Все это было не страшно, но на нервы действовало...
- Да... - протянул Семёнов. - А лейтенант-то только из Союза, первый выход...
Помолчали.
- Воды ни у кого нет? - спросил Колотов. - Пить хочу - не могу, и что-то голова кружится...
- Крови много потерял, - откликнулся Борька Семёнов. - У меня нет.
Фляг не оказалось ни у кого, ну, а к машине, естественно, идти не рискнули.
- Терпи, - только и нашел, что посоветовать Федорчук. - Сколько времени-то прошло, как началось?
Пообсуждали и пришли к выводу, что минут сорок - не больше.
Стрельба не утихала. Но они уже никому и ничем помочь не могли. Сидели, слушали. Молча. Говорить было, собственно, не о чем, да и не хотелось. Это потом, когда и если, выйдут из передряги живыми, тогда тормоза и снесет, а пока - как отрезало.
Так и сидели, словно бы в оцепенении, лишь изредка перебрасываясь отдельными словами, но минут через двадцать со стороны, куда направлялась колонна, донесся узнаваемый даже сквозь стрельбу рев моторов, и на дороге появились новые действующие лица: бээмдэшка и "Шилка". Остановились, как раз, у той скалы, где засел Федорчук с экипажем, и сходу начали стрелять. "Шилка" обрушила на душманский склон горы шквал снарядов из всех своих четырех стволов со скоростью одиннадцать выстрелов в секунду на каждый. Словно водой поливала из пожарного брандспойта, только не вода это была... С БМД запустили ПТУР, видно, засекли миномет и, похоже, накрыли первым же выстрелом. И сразу поддержали "Шилку" огнем "Грома". Разрывы снарядов выбивали из коричнево-серой скальной плоти большие и малые куски, вызывая на склонах каменные лавины...
- А-а-а-а! - донеслось откуда-то сверху, и перед сидящими под скальным козырьком десантниками, будто упав с неба, возникла фигура в драном халате, размотанной чалме и с РПД в дрожащих от страха и напряжения руках.
В глазах басмача плескался животный ужас, а из полуоторванного уха щедро лилась кровь. На халат, на ободранные руки, на вытертый до блеска пулемёт...
"Вот теперь точно - пиздец", - успел подумать Виктор, и потянул спусковой крючок автомата лежащего на его коленях. "Калаш" захлебнулся длинной очередью, а на халате басмача, на груди и животе появилась цепочка тёмных отметин.
Уже падая, враг нажал на спуск, и задранный к небу ствол "Дегтярёва" расцвёл пламенем, пляшущим на дульном срезе.
- Салют, бля, - сказал кто-то из ребят и нервно засмеялся. Ответом было молчание...
Через несколько минут, огонь со стороны противника ослаб, потом прекратился вовсе. "Шилка", однако, постреливала - для острастки, короткими очередями, но БМД стрелять перестала.
Федорчук выждал ещё пару минут и побежал к застывшей на дороге бээмдэшке, настороженно поводившей из стороны в сторону хоботком пушки. Десантный люк машины оказался открыт и оттуда... навстречу Федорчуку неслась песня!
Мы в такие шагали дали,
Что не очень-то и дойдешь.
Мы в засаде годами ждали,
Невзирая на снег и дождь!..
Витька добежал, сунул голову в люк и наткнулся взглядом на белозубую улыбку:
- Заходи, дядя! Не боись! Водички глотни. Давно окопались?!
Но тут говоривший заметил, видно, кровь на лице Федорчука и, изменив тон, сочувственно спросил:
- Зацепило? Давай перевяжу!
- Да не, спасибо братки, ерунда! Просто в броню не вписался... А вы откуда, такие веселые? С песней воюете!
- Второй батальон, - объяснил один из бойцов. - Ща остальные подойдут, раскатаем духов на хрен!
- Класс! - совершенно искренне выдохнул Федорчук, которого начала отпускать "лихорадка боя". - Дайте, воды, а то у нас ни капли и раненый, - крови много потерял, - пить хочет. И сигарет, если есть...
- В общем, так жрать хочется, что трахнуть некого, - заржали внутри.
Из люка вылез сержант-десантник, покачал головой, рассматривая на солнце Федорчука, отдал флягу и пачку "Кэмэла", и, протянув руку, представился:
- Павел, Пугачёв.
- Федорчук, Виктор, - пожал руку Витька, зажав флягу под мышкой левой руки.
- Ну и рожа у тебя... Федорчук! - улыбнулся и снова покачал головой Пугачев.
Витька непроизвольно дотронулся до лица:
- Млять, - выругался он от боли, левая половина лица опухла и на ощупь скорее походила на мячик.
- Тебя хоть сейчас в банду к Горбатому, "Кривым" там будешь! - сказал Пугачев, и оба заржали...
Так и стояли, смеясь и раскачиваясь в такт смеху, на побитой дороге рядом с шевелящей стволом бээмдэ. Бой кончился. Во всяком случае, здесь и сейчас больше не стреляли. И время подсчитывать потери и хоронить павших еще не наступило. Короткое мгновение счастья посередине войны, ужаса и смерти. Они стояли и смеялись. Солнце, уже почти касаясь пиков гор, медленно уходило на Запад...
3. Ольга Ремизова, Санкт-Петербург, 1996-2009 годы
Иркину бы активность да в мирных целях! Казалось, подключи "девушку" к динамо-машине, и она запитает электричеством всю немаленькую Вену. Такой, видишь ли, темперамент, такая энергетика. И откуда что берется? Ведь родные же сестры, но не похожи ничуть. Наверное, так и должно быть, когда разница в восемь лет. Другое поколение, другая судьба.
- Так, - сообщила Ирина через полчаса. - Я же тебе сказала, никаких автобусов и прочих поездов. Есть тебе оказия, да такая, что пальчики оближешь!
- Облизываю. - А что ей еще оставалось сказать?
Честно говоря, не хотела она сюда ехать. Неудобно было. Ведь заранее же знала, как Ирка ее будет принимать, потому и стеснялась. Но живой человек - соскучилась, два года не виделись, и, в конце концов, поддалась на сестринские уговоры, согласилась, приехала. И то сказать, чувства чувствами, а противостоять напору госпожи ди Скоцци, это совсем другое здоровье надо иметь.
Они и всегда были разные. Старшая сестра, то есть, Ольга: спокойная, даже излишне "спокойная", неэнергичная, безынициативная. Во всяком случае, таковой ее воспринимали другие, и она, порой, готова была с этим согласиться и соглашалась, принимая на себя уготованную судьбой роль. "Тихоня Оля" - так с легкой руки лучшей подруги ее и дома называть стали, хотя в мечтах своих ... В мечтах она была совсем другой, но с возрастом, как известно, мечты имеют свойство нечувствительно растворяться в окружающей среде, да и от слова "халва" во рту сладко не становится.
А вот Ирка - сестра младшая - всегда знала, как получить то, что ей положено, а положено ей всегда было всё. Абсолютно всё. И ведь не рвала из рук, не жадничала - зато и подруг у нее было столько, сколько сама хотела - не исхитрялась. Нет. Все приходило как-то само по себе, она только действие начинала и - получалось. После пятого класса захотела перейти в английскую школу, единственную в районе, куда по прописке-приписке к месту жительства попасть не могла. Сама пошла и очаровала директора и была зачислена. А после - это уже восьмой класс был - так же перешла в математическую.