- Не многовато ли мы им дали? В смысле даем? - вопросом на вопрос ответила Кейт и бестрепетно встретила "твердый" взгляд Степана.
- Да нет, - покачал головой Баст. - Я думаю, в самый раз. Витя ведь почти то же самое англичанам слил, а мы со Степой через Португалию - американцам. Так что паритет соблюден...
- Ну, разве что...
А вот ночью...
- Сны, - сказал Баст, выслушав ее рассказ. - Сны снятся всем. Нет, нет! - остановил он ее. - Я все правильно понял и говорю именно о таких, особых, снах, как у тебя, - он потянулся к прикроватному столику и взял из раскрытого портсигара сигарету. - Мне снится, Степану - только он никому не рассказывает - Витьке Федорчуку...
- Татьяне тоже, - припомнила Кейт один случайный разговор.
- Ну, вот видишь! - Баст закурил и снова посмотрел на нее. - Возможно, это что-то значит, а может быть, и нет. Случайность или целенаправленный поиск закономерностей там, где их нет? Игра просвещенного разума... Мы ведь знаем, что происходит и что может из-за этого случиться с каждым из нас и со всеми вместе.
- Тебе налить? - спросил он, вставая с кровати.
- Налей.
У Баста была фигура настоящего спортсмена. Широкие плечи, мускулистая спина, крепкий - "мужской" - зад и длинные с выраженными структурами мышц ноги. Германский бог... Но он, и в самом деле, мог бы представлять лицо хоть третьего рейха, хоть седой германской старины. Die blonde Bestie - белокурая бестия...
- Я в мистику не верю, - сказал он, не оборачиваясь, но ей показалось, что Баст улыбается. Не ей. Сейчас не ей, но улыбается.
Стоит у стола, пуская через плечо сигаретный дым, разливает по бокалам каталонскую каву, улыбается и говорит:
- Понимаешь, не могу себя заставить. Не верю я во все эти сказки, хоть и было что-то у нас у всех... - он обернулся и улыбнулся уже ей, не вынимая изo рта дымящуюся сигарету. - Я имею в виду при переходе, - и посмотрел прямо в глаза, приглашая включиться в обсуждение, ею же самой поднятого вопроса.
Но Кейт на "провокацию" не поддалась. Сидела на кровати по-турецки скрестив ноги, пускала сладковатый дым из зажатой в зубах пахитоски, но от комментариев воздерживалась. Ей просто хотелось послушать, что скажет он. А свое мнение она могла выдать и позже, хотя пока его, этого мнения, у Кайзерины как раз и не было. Любопытство было, любовь - ну, да, кажется, все-таки была, а вот положительного мнения не имелось.
- Все можно объяснить и без мистики, - Баст не стал "настаивать", не хочет, значит, не хочет. - Мне вот тоже тут на днях сон приснился. В стиле старых советских фильмов. Ну, не совсем старых, а так, скажем, шестидесятых-семидесятых годов. "Щит и Меч", "Семнадцать мгновений весны", "Майор Вихрь"... Представляешь?
- Представляю, - она благодарно кивнула, принимая бокал, и тут же сделала глоток вина. - Чудо! Что это?
- Бодега "Реймат", сухое... очень сухое, - улыбнулся Баст и тоже пригубил вино. - И в самом деле, хорошее.
- Так что там со сном? - вернулась Кейт к теме.
- А! Забавный, знаешь ли, - и Баст сделал рукой в воздухе какое-то замысловатое движение, словно попытался выразить этим абстрактным жестом свое отношение к приснившимся обстоятельствам. - Комната... Вернее, школьный класс, сваленные в углу парты, стол канцелярский с лампой под стеклянным абажуром... Прямо посередине помещения... А за ним, то есть, за столом - спиной к окну - человек в советской форме... четыре шпалы...
- Полковник, - кивнула Кайзерина и отпила вина.
- Полковник, - согласился Баст. - А я сижу перед ним на стуле, и на коленях у меня лежит шляпа. И он говорит мне по-немецки, что, мол, я не искренен, потому что Контрольной комиссии доподлинно известно, что я служил в СС и имею звание оберфюрера. То есть, вы, господин Шаунбург, говорит, генерал СС. Ведь так? Нет, отвечаю. Что вы! Никакой не генерал. Оберст я, сиречь полковник, да и то это мне в качестве награды за мои литературные труды... Но он гнет свое, и ощущение такое, что товарищ действительно кое-что знает и шьет мне дело. И вдруг шум за дверью, какие-то короткие разговоры... - Баст докурил сигарету и бросил окурок дотлевать в пепельницу, - дверь распахивается, и в помещение входит... Никогда не поверишь! Штейнбрюк входит.
- А какой там у тебя год? - напрягается неожиданно растревоженная этим рассказом Кейт, тоже видевшая однажды здание с вывеской "Контрольная комиссия".
- А год там сорок четвёртый, но это я потом уже увидел, - Баст замолчал на секунду, усмехнулся чему-то и продолжил, - когда из здания школы на улицу вышел. А в тот момент, когда он появился, я об этом не знал. Да, так вот. Штейнбрюк почти не изменился... Только в петлицах у него генеральские звезды... Генерал-лейтенант, да еще, пожалуй, все-таки да: выглядел усталым и несколько постаревшим, но с другой стороны, это же не кино, а сон!
- Сон, - повторила за ним Кейт. - Сон...
- Полковник вскакивает, но я принципиально остаюсь сидеть. А он, то есть, Штейнбрюк, полковнику эдак коротко, оставьте нас. И все. Ни вопросов, ни разъяснений, но контрольщик моментально выметается, и мы остаемся вдвоем. Вот тогда я тоже встаю. И мы стоим и смотрим друг на друга, а потом он говорит вроде того, что можно было бы меня наградить или расстрелять, но и то, и другое было бы неправильно. Поэтому мы просто разойдемся.
- Великодушно! - улыбается Кейт, у нее даже от сердца отлегло. И поскольку "отлегло", то захотелось услышать и продолжение, но продолжения не последовало. То ли ничего больше Баст в своем сне не увидел, то ли не захотел рассказывать.
Странно, но именно этот сон - не самый страшный или, вернее, совсем не страшный - заставил сердце сжаться от ужаса, и отступило это гадкое чувство, которое Кайзерина никак не желала принимать и признавать, только когда Себастиан закончил рассказ и улыбнулся совершенно очаровательной улыбкой, неизвестно кому и принадлежащей: Басту, Олегу, или, быть может, им обоим.
- Хочешь, испорчу тебе настроение? - спросила Кейт и, отставив пустой бокал в сторону, встала с кровати. Ее несло, и она совершенно не собиралась этому противиться.
- Попробуй, - предложил с улыбкой Баст, оставшись стоять, где стоял.
- Я тебя люблю, - сказала тогда она, почему-то покачав головой.
- Полагаешь, после этого признания я должен выскочить в окно в чем мать родила?
- У тебя третий этаж... - улыбнулась Кейт, чувствуя, как разгоняется ее сумасшедшее сердце, - Разобьешься!
- Не убегу, - резко мотнул головой мужчина ее мечты, - но завтра ты отсюда уедешь.
- Почему? - она не удивилась, как ни странно, и не почувствовала желания спорить. Уехать, так уехать, ведь это он ей сказал...
- На сердце тревожно, - как-то очень серьезно ответил Баст. - Не стоит тебе здесь оставаться.
- У нас, кажется, равное партнерство? - Кайзерина уже согласилась в душе, но фасон следовало держать.
- Уже нет, - покачал головой он.
- Почему это? - надменно подняла бровь Кайзерина.
- Потому что ты любишь меня, а я люблю тебя, - развел руками Баст.
- А ты меня любишь?
- А тебе нужны слова?
- Вероятно, нужны... были, но ты все уже сказал.
- Я сказал, - подтвердил он и поцеловал ее в губы.
И в этот момент тяжесть окончательно ушла из сердца, но прежде чем провалиться в сладкое "нигде", она вспомнила во всех деталях тот сон, где видела вывеску "Контрольная комиссия".
- Что будем делать? - спросил Нисим Виленский. Сейчас, в занятом союзными войсками Мюнхене, он смотрелся весьма естественно со своими сивыми патлами - одетый в мешковатую форму чешского прапорщика.
- Ждем еще пять минут, - ответила она, чувствуя, как уходит из души тепло, выдавливаемое стужей отчаянной решимости, - и валим всех.
- Мои люди готовы.