А еще, как оказалось, ему нравилось делать сюрпризы. Не вообще сюрпризы, не любые, не всегда и не всем, если вы понимаете, о чем, собственно, идет речь. Но всегда - "И сколько этого "всегда" наберется на круг? Пять месяцев или шесть?" - и особенно остро он переживал сюрпризы, выдуманные специально для НЕЕ. Виктория, так уж вышло, заняла в его душе, да и в жизни - чего уж там - особое, одной ей дозволенное место. Но, поселившись в душе Раймона, проникнув в личное его пространство, наглухо закрытое для любых - даже и дружеских, но посторонних - глаз, она ничуть его этим не стеснила и ни разу не заставила пожалеть о проявленном "гостеприимстве".
Вот и сейчас настроение поднялось от одного лишь предвкушения, и Раймон намеренно замедлил шаги, чтобы вполне насладиться этим сладким и славным чувством. Он прошел через фойе отеля, медленно, не торопясь - в очередной раз подумав мимолетно, что им с Викторией следовало бы уже купить квартиру или даже дом - поднялся по лестнице, так как принципиально не признавал лифтов, и, проигнорировав звонок, легко стукнул костяшками пальцев в белую с золотом дверь их "постоянного" люкса.
"Тук-тук... кто в тереме живет?"
Тот, кто жил в "тереме", вернее, там жила, мелькнула раз другой смутной тенью в глазке - "Смотри, милая, смотри, я весь здесь, как лист перед травой..." - и наконец открыла дверь.
- А где цветы? - притворно нахмурилась "капризная примадонна", появляясь в проеме двери. Она была изумительно хороша, если не сказать ослепительна, но как тогда описать впечатление, которое она производила, выходя на сцену? А сейчас "парижская фея" одета по-домашнему, в "простой" шелковый халат персикового цвета и как бы даже с золотой вышивкой по рукавам, лифу и подолу.
- Виноват, - принимая игру, развел пустыми руками месье Раймон Поль. - Забыл...
- Что ж вы, сударь, такой забывчивый? - "гадюкой" прошипела "La rubia Victoria". - Уж не состарились ли вы раньше времени в лучах моей славы?
- Ваше сияние, дива миа, не старит, - усмехнулся в ответ Раймон, входя в номер и захлопывая за собой дверь. - Оно испепеляет.
- Во как! - улыбнулась Виктория и сделала шаг на встречу.
До этого она все время отступала перед ним, как бы завлекая или даже заманивая в глубину номера. Но сейчас приблизилась, с невероятным изяществом сломав дистанцию, и плавным, очень женственным - донельзя обольстительным движением - положила руки ему не плечи.
- Как страшно жить... - прошептала она, но, судя по выражению глаз и плавному движению губ, жить ей было отнюдь не страшно, а напротив, восхитительно и прекрасно.
- Мы едем завтра утром, - сказал Раймон, позволив, в конце концов, улыбнуться и себе. - Вернее, летим. На самолете, - уточнил он для "блондинок".
- Так быстро? - в глазах Виктории уже кружило хоровод любовное безумие, но слова Раймона она услышала и поняла правильно.
- Ты забыла, красавица, - он обнял ее и с нежностью прижал к груди. - Ты забыла, что у тебя лучший в мире импресарио...
Ну не рассказывать же ей, - тем более, сейчас, в этот странный миг, случившийся между явью и грезой - чего ему это стоило! Но
оно того стоило
, если увидеть, как увидел Виктор, волшебное сияние, возникшее вдруг в голубых глазах Виктории. И хотя Раймону не слишком нравилась идея, тащить "диву Викторию" в страну, охваченную гражданской войной, ее счастье - даже минутное - оправдывало многое, одновременно отменяя
многое другое
..
"Я безумец!" - твердил он себе, бешеным метеором проносясь по Парижу: визы, фрахт самолета, уговорить музыкантов, согласовать в испанском посольстве сроки и даты, расценки и маршруты.
"Я безумец!" - он мог себе позволить быть искренним перед самим собой. Хотя бы перед собой. Хотя бы мысленно. И, разумеется, был прав: чистейшей воды безумие, и главный негодяй пьесы именно он, поскольку не остановил этот "дикий каприз", удавив "инициативу масс" в самом зародыше. Однако сделанного не воротишь, а не сделанного не сделаешь. И более того. Сколько бы - пусть и перед самим собой - не изливал желчи Раймон Поль, как бы не сетовал на капризы блондинки-Виктории и себя дурного, идущего "на поводу у бабы", он все равно гонял по Парижу, словно "скипадару под хвост получил", "покупал и продавал", договаривался и ругался, согласовывал и платил... Но зато, в конце концов, ему было, что принести Виктории вместо цветов и чем ее удивить...
***
- Спишь? - едва слышно спросила она.
- С ума сошла? - так же шепотом удивился он.
- Почему сошла? - она чуть повернулась к нему, придвигаясь, и он почувствовал прикосновение ее груди к своему плечу.
- Ну, так чего тогда спрашиваешь? - "проворчал" он, оборачиваясь к ней лицом. - Разве может шевалье спокойно уснуть рядом с обнаженной женщиной?
- А неспокойно? Если ты шевалье, то...
- Всю жизнь должен не покидать седла.
- Ну... - он знал, она улыбается.
- Это намек или приказ? - улыбнулся он в ответ.
- Грубоватый образ... - "надула губки" она. - Но по смыслу правильный... Атакуйте, месье!
***
На следующий день, в семь тридцать утра по среднеевропейскому времени они - Виктория и Раймон, и еще с дюжину музыкантов и "приравненных к ним лиц", - вылетели из нового парижского аэропорта Виленьи-Орли на зафрахтованном Раймоном Полем новеньком Potez 62, взявшем курс на Испанскую республику.
3.
Степан Матвеев / Майкл Мэтью Гринвуд. Турин, Королевство Италия, 12 января 1937 года
"Да-а-а... Угораздило же выбрать место для житья в Турине - практически мечта охотнорядца. Пять кабаков, две гостиницы и синагога с еврейской религиозной школой. Есть где спать, где пить и кого бить", - Степан невесело рассмеялся и подумал, что поделиться удачной шуткой не с кем - Фиона не поймёт, да и ни к чему это, а остальные... Олег пропадает неизвестно где, может быть в Португалии, а может, вообще - в Палестине, Витька в данный момент наверно уже в Испании с Татьяной, а Ольга...
"А Ольге сейчас, пожалуй, как никому из нас, не до шуток".
"Вот так. Простые радости жизни - спать, пить, бить. И всё это в окружении святых и князей", - так думал Степан, входя в кафе, расположенное наискосок от гостиницы и практически напротив синагоги. Иронией судьбы и итальянской топонимики квартал, где находилась его гостиница, находился в обрамлении улиц Святого Пия V, не менее святого Ансельма и какого-то князя Томмазо.
"В хорошей компании ещё и не то может случиться..."
Официант, узнав Матвеева, улыбнулся, вспомнив, вероятно, "уроки кулинарии", преподанные "сумасшедшим англичанином", и, не предлагая меню - он все уже знал и так - буквально через несколько минут расставлял на столе тарелки. Яичница, ветчина с зеленью, сковородочка с тонкими ломтиками обжаренного и шкворчащего в растопленном сале бекона, сыр и маринованные оливки. Исходящий паром кофейник, и непременный - куда же без него! - рогалик с маслом и джемом, венчали картину, вполне привычную для англичанина, но слегка шокирующую итальянцев с их врождённой нелюбовью к плотным завтракам.
"Вот что значит правильная дрессировка! Какие-то четыре дня, один строгий выговор официанту плюс слегка урезанные чаевые, и результат налицо - мои вкусы и пожелания здесь уже запомнили и воспроизводят практически без ошибок. Пусть и с приятными вариациями".
Оглядев раскинувшееся перед ним кулинарное великолепие, Степан блаженно улыбнулся, вспомнив, как четверть часа назад Фиона устроившись у него на коленях, невинно поинтересовалась, а не будет ли скучать "милый Майкл" если "его девочка" прогуляется немного по здешним магазинам? Да и к парикмахеру заглянуть не мешало бы и... так, слово за слово, нашлась добрая дюжина веских доводов в пользу того, чтобы встретиться за обедом, а лучше - за ужином, где-нибудь на пьяцца Сольферино .
"Ну, раз уж у меня сегодня снова образовался относительно свободный день, стоит посвятить его неотложным делам", - а таких дел, по правде говоря, накопилось много, практически - "выше крыши".