После того, лиссабонского, скомканного разговора, старый лис - сэр Энтони - перезванивал ещё дважды, но оба раза без ненужной лирики и демонстрации псевдоотеческих чувств. Коротко, сухо, по-деловому. Признав право подчинённого на восстановление душевного и физического здоровья в течении, как минимум, двух месяцев: "Разве я обещал вам три месяца отпуска? Побойтесь бога, Майкл, это был не я, а кто-то другой, живущий исключительно в вашей голове". И даже пообещал решить вопрос с отпуском в газете, но напомнил о необходимости представить развёрнутый отчёт по результатам работы в Испании, - "в дополнение к существующим донесениям". Тем более что сейчас, оказавшись за рамками происходящего в Испании, Майкл получил возможность взглянуть на тот котёл, в котором варился без малого полгода, со стороны. Без довлеющей злобы дня, а также
sine ira et studio
.
"Прямо так и сказал, козёл старый... мол, без предвзятого мнения!" - вспоминая об этом разговоре, Матвеев не мог оставаться спокойным. Его почти час уговаривали как ребёнка, к тому же - сильно задержавшегося в развитии, проговаривая по нескольку раз одни и те же аргументы. Сулили, как настоящему буржуинскому Плохишу, "бочку варенья и корзину печенья" и вообще были предупредительны и в меру "милы".
"Почему?"
Да потому что, как выяснилось в самом конце разговора, Гринвуд оказался одним из тех трёх агентов-везунчиков без преувеличения, - сумевших вырваться из Испании после обнаружения утечки информации о разведывательной сети МИ-6. Судьба всех остальных терялась в "густом тумане" гражданской войны.
Но, главное, он оказался единственным из "пришедших с холода", способным к аналитической работе. Оттого так увивался вокруг него сэр Энтони, потому и потакал "капризам", недостойным джентльмена на службе Его Величества. Об этом Майкл узнал в ходе третьего телефонного разговора, уже в Турине. От увещеваний начальство перешло к напоминаниям о дисциплине. И Степан решил, что хватит изображать напуганную примадонну - всему есть предел.
"Отчёт нужно писать - спору нет. Но стоят ли мои наблюдения хоть пару пенсов, когда обстановка в Испании меняется практически ежедневно?"
Мысли не мешали Матвееву, - он автоматически разрезал рогалик вдоль, тонко намазал обе половинки маслом, - для "густо" масла маловато, и сверху пришлепнул немного ежевичного джема.
Действительно, кто мог предсказать, что троцкисты первыми прибегнут к индивидуальному террору? Никто... И плевать, что до сих пор ни одна группировка - ни "белая", ни "красная" - не взяла на себя ответственности за совершённый теракт. Смерть Марти стала в буквальном смысле ударом под дых политике Коминтерна в Испании. Такого отчаянного шага могли ожидать от анархистов, но они отчего-то не торопились. Видимо, однажды упустив момент для выступления против постепенного сокращения их влияния и попыток со стороны Мадрида привести барселонскую вольницу к "общему знаменателю", Дуррути и его команда решили копить силы, и дожидаться, кто возьмёт верх в битве под ковром между коминтерновцами и ПОУМ, чтобы затем...
"А что, у тебя есть какие-то сомнения в том, кто победит? - очередное явление "внутреннего голоса" не удивило Степана, он даже обрадовался. - Это Гринвуду сомневаться позволено, а ты-то прекрасно знаешь, чем заканчивается война телёнка и дуба. Весовые категории разные".
... Итак Дуррути решил обождать, чтобы затем нанести удар по ослабленному внутренними дрязгами режиму Мадрида, и попытаться отстоять автономию Каталонии и собственную независимость. Ну, что ж в этом предположении, похоже, содержалось больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Но, если так, получалось, что унитаристы в анархистской среде постепенно теряют позиции со своей идеей широкого общенационального фронта и, чтобы удержаться во главе ФАИ, им теперь придётся пойти на уступки радикалам, давно уже пропагандирующим "беспощадную борьбу с остатками прогнившего государства". Не просто пойти на уступки, а встать в авангарде самоубийственного движения к абсолютной свободе.
"М...да..." - В ближайшие месяцы, после беспощадной резни одних коммунистов другими, стоило ожидать серьёзного выступления профсоюзов вместе с анархистами, и, скорее всего, оно произойдёт в Каталонии. Точнее - в Барселоне.
"А где же ещё? Свято место пусто не бывает..."
Что же касается боевых действий, даже не будучи "великим стратегом", Матвеев предполагал, что ещё месяц-два и война окончательно приобретёт позиционный, насколько это, разумеется, возможно в настоящих условиях, характер. Крупные операции, подобные прорыву на соединение южной и западной группировок санхурхистов или рейда Павлова, станут редкостью и, скорее всего, будут привязаны к очередным переброскам пополнений из стран-участников конфликта. Вместо лихих рейдов - бесконечные битвы за "домик паромщика". Тем более, что в первые же месяцы конфликта самые неуправляемые и "нестабильные" элементы противоборствующих сторон были сняты с "главной" доски. Это касалось, разумеется, обеих сторон. И разного рода радикальных элементов в интербригадах и республиканской армии - одни просто погибли, а другие постепенно оттянулись из действующей армии в сторону тыла. Но та же картина наблюдалась и среди мятежников. Буйные карлисты, недовольные по тем или иным причинам офицеры - всех смахнуло, как веником, беспощадной практикой гражданской войны. Правда, оставались ещё марокканцы... но их после Саламанки в плен не берут. Об этом даже успели сообщить все основные европейские газеты - кто в разделе "курьёзы", а кто - устроив форменный "плач Ярославны" по "невинным жертвам красного террора".
"Следовательно, фронт можно пока исключить из предмета отчёта - наметить пунктиром и довольно - и сконцентрироваться на неоднородности республиканского лагеря. К счастью, советские товарищи ещё не погрузились с головой в проблемы местного "серпентария", но когда это произойдёт... "цивилизованному миру" будет явлен пример быстрого и максимально жёсткого решения проблемы внутреннего политического единства одной из воюющих сторон. А для этого... для этого должен быть повод - громкий и настолько экстраординарный, даже по меркам гражданской войны, что не потребуется никаких оправданий", - и тут Матвеева что называется "переклинило".
Восточные люди придумали для "накатившего" на него состояния множество названий, спрятав среди туманных притч и многословных поучений смысл внезапного озарения. Запад предложил простой на первый взгляд выбор между богом и дьяволом - навязав дуалистичность источника "откровения".
Впрочем, рациональный Запад был знаком и с "Эврикой" Архимеда, и с келлеровским инсайтом. И случившееся с Матвеевым весьма логично укладывалось в рамки современной ему - в обеих жизнях - теорией решения задач. Он многое знал о предмете своих нынешних размышлений, да и думал об этих вещах не в первый раз. И вот в его сознании произошёл переход количества проанализированной информации в качество безупречных по логике и подкреплённых историческими аналогиями выводов.
"Я знаю!"
"Зачем ждать повода, когда его можно создать? - пожал мысленно плечами Степан. - Своими руками создать. А потом - использовать".
Это было так очевидно, что даже странно, что он не понял этого раньше. И почему только он один? Или все-таки не один?
....Несколько лет назад гитлеровцы использовали ограниченно вменяемого, практически слепого каменщика Маринуса ван дер Люббе, чтобы "завернуть гайки", а спустя год втихомолку отрубили ему голову на пустыре...
... А девятнадцать лет назад ту же роль сыграла для большевиков эсерка Фанни Каплан. Полуслепая... полубезумная...
"Ну, надо же..."
Очередная, на этот раз ещё не прикуренная, сигарета смялась в руке Степана. Табачные крошки просыпались на стол, прилипли к ладони, но Матвеев не обращал внимания на досадные мелочи.