, 1 января 1936 года
За внутренним монологом, переходящим по временам в диалог с самим собой - ну, полная клиническая картина шизофрении, доктор! - Олег даже не заметил, как вышел из номера, закрыл дверь и, поигрывая деревянной грушей с прикованным к ней здоровенным, едва ли не амбарным, ключом, двинулся к лестнице. Опомнился уже на ступеньках. Удивился, -
а чего не на лифте?
- но вовремя
вспомнил
, - оного в здании покамест нет, - и, покачав головой, двинулся вниз.
В вестибюле Олег присмотрел себе уютное кресло под пальмой в здоровенном горшке, порадовался мысленно, что в довоенной Европе курить в общественных местах еще не запретили, и махнул рукой кельнеру из ресторана.
- Оберст! - крикнул по-немецки, закуривая. - Кофе и рюмку коньяку.
И в этот момент по лестнице в вестибюль спустился еще один гостиничный постоялец - симпатичный молодой мужчина в хорошем синем костюме с каким-то "плывущим" взглядом синих же глаз и...
"Я брежу?"
Настолько типичный представитель своего народа - "А какого кстати? Француз или русский из бывших?" - и своей эпохи (у него даже усики "белогвардейские" имели место быть) насвистывал одну очень знакомую мелодию... Такую знакомую, и такую...
"Он? Или просто почудилось?"
И к слову, если не почудилось, то кто, Витя или Степа? И что теперь делать? Ведь не кинешься же ему на шею с воплем, узнаю, дескать, брата Колю!
Между тем, мужчина остановился посередине вестибюля и осмотрелся кругом, как бы в поисках знакомых. Времени на размышление не оставалось, и Олег сделал первое, что пришло в голову. Положив ладонь правой руки на левую, он поджал большой палец и мизинец и слегка - как бы совершенно случайно, или в задумчивости - пошевелил тремя средними пальцами именно в тот момент, когда взгляд насвистывающего незнакомца скользнул по нему. И не ошибся, похоже: его поняли! Незнакомец, уже было прошедший мимо, резко повернул голову, фиксируя взгляд. Олег еще раз шевельнул пальцами. И сигнал оценили!
Мужчина сделал еще пару шагов в направлении дверей ресторана, но затем остановился, как бы вспомнив о чем-то, что следовало сделать теперь же, пока он находится еще в фойе, и повернул в сторону стойки портье.
- Простите, любезный, - обратился он к портье по-французски. - Не было ли почты для Андреаса Кёека из тридцать второго номера?
Портье напрягся. По-видимому, он был не силен в языке Расина, но после краткой напряженной борьбы с лингвистическим кретинизмом, вдруг улыбнулся, и, с облегчением кивнув постояльцу, обернулся к деревянным ячейкам с номерами.
- Sie haben zwei-und-dreißig gesagt?
- Да, - подтвердил мужчина.
- Leider, nein,- развел руками портье, снова оборачиваясь к клиенту. - Ich bedauer.
- Не страшно, улыбнулся мужчина и, бросив искоса взгляд на Олега, пошел обратно к лестнице, явно забыв, что перед этим собирался в ресторан.
Олег проводил его взглядом, допил, не торопясь, кофе и коньяк, докурил сигарету, и только после этого поднялся из кресла. Бросив взгляд через высокое и достаточно широкое окно, чтобы оценить состояние внешнего мира, - что в Амстердаме, как известно, никогда нелишне - пошел к лестнице. Сердце в груди стучалось, как заживо замурованный узник в дверь темницы. А из мыслей в голове была одна, но зато какая!
"Не один! Я не один! Господи! Я не один! Не один!!!"
4.
Виктор Федорчук - Дмитрий Вощинин
,
Амстердам,
1 января 1936 года
В дверь постучали. Короткий, решительный, но все-таки скорее интеллигентный, чем бесцеремонный стук.
- Да? - Виктор открыл дверь и вопросительно посмотрел на высокого мужчину, который то ли подал ему внизу, в фойе, знак, то ли не подал, но вот теперь стоит здесь, перед дверью Федорчука.
- Доброе утро, господин Кёек, - мужчина, молодой: открытое лицо с правильными чертами, крепкий подбородок и холодноватые голубые глаза, отдающие опасной сталью. - Скорее всего, мы незнакомы, но...
Текст и манера говорить - посетитель вымучивал фразы на не слишком беглом, хотя и вполне уверенном французском, с изрядным немецким акцентом - не вязались с обликом сильного и, возможно, даже опасного человека. Чутьем Вощинина Виктор решил, что этого человека стоит опасаться или, по крайней мере, принимать во внимание. Тем удивительнее оказалось поведение незнакомца, что в нынешних обстоятельствах, могло означать...
- Вы из какого номера? - спросил Виктор, переходя на немецкий.
- Из тридцать третьего...
- Цыц?! - метаморфоза случилась несколько более неожиданная, чем можно было представить даже в этих, по-настоящему экстремальных, обстоятельствах. С Федорчуком чуть не приключился "родимчик", и он даже не заметил, что перешёл на "великий и могучий".
- Был, - с нервным смешком и тоже по-русски ответил незнакомец. - До сегодняшней ночи, если ты понимаешь, о чем я...
- Понимаю! - Федорчук схватил "незнакомого друга" за плечо и, рывком втащив в номер, захлопнул дверь.
- Ты поаккуратнее, - предупредил, дернувшийся было, но вовремя погасивший порыв "незнакомец". - Мог бы и сдачи ненароком получить... Витька, - ты?
- Да, - кивнул, отступая от преобразившегося Олега Федорчук. - А ты? Твоя настоящая фамилия?
- Ицкович. А твоя?
- Федорчук.
- А Степа?
- Не знаю, - пожал плечами Федорчук. - Но раз мы оба здесь, то вероятность...
- Выше пятидесяти процентов, - закончил за него Олег. - Проверим тридцать четвертый номер?
- Пошли. Спросим, нет ли для ребе Ицковича славянского шкафа, или не здесь ли живет Эдита Пьеха...
- Ага, здесь живет "иди ты на..."
5.
Виктор Федорчук, Олег Ицкович, Степан Матвеев
,
Амстердам,
1 января 1936 года
Так, ты - Олег, - ткнул Ицковича пальцем в грудь "англичанин" из тридцать четвертого, как оказалось, тоже неплохо - буквально "по случаю" - говорящий по-русски.
- А... этот кто? - и обвёл указательным пальцем в воздухе силуэт человека, что назвался Ицковичем.
- Этот? - усмехнулся Олег, указав на себя большим пальцем левой руки, поскольку в правой дымилась сигарета. - Этого зовут Себастиан фон Шаунбург. Для друзей просто Баст. Между прочим, истинный ариец, беспощадный к врагам Рейха, и баварский рыцарь с XI века.
- Восхищён знакомством, - как-то автоматически - и что характерно, неожиданно перейдя на английский, произнёс Степан. - Диц фон Шаунбург, полагаю, ваш предок?
- По прямой линии, - гордо вскинув подбородок, ответил Олег и, перейдя на английский, спросил:
- С кем имею честь?
- Разрешите представиться... сэр. Майкл Мэтью Гринвуд, четвёртый баронет Лонгфилд, - произнес Матвеев привычной скороговоркой. - Англичанин, как вы можете предположить, - и его голова сама по себе произвела вежливый кивок.
Теперь две пары глаз уперлись в Федорчука, о котором Олегу уже было известно, что тот - бельгиец, или всё-таки голландец?
- Оранжевые штаны? Три раза "ку"? Не дождётесь! - Виктор скрутил изящный кукиш. Посмотрел на него смущённо и убрал руку за спину. - Вощинин Дмитрий Юрьевич, из дворян Харьковской губернии... И, мне кажется господа, что продолжать разговор в номере...
- Согласен, - сразу же поддержал Матвеев, нервно глянув на дверь. - Не то, чтобы уж очень, но очко, извините за подробность, играет. В общем, лучше, чтобы нас вместе не видели.
- Ну-ну, - неожиданно ухмыльнулся Олег. - Похоже, у каждого из нас имеется свой скелет в шкафу. Я прав?
- Прав, прав! - отмахнулся Степан. - Давайте, куда-нибудь за город что ли!
- Не надо за город. Есть у меня... - Олег, больше похожий теперь на немца или какого-нибудь скандинава, достал сигарету, покрутил в пальцах, что-то обдумывая, но не закурил. - Запоминайте адрес. Угол Керкстраат и набережной Амстель, третий этаж. Встреча через два часа. И это... Проверяйтесь там по дороге! О чем говорю, понятно?