- Благодарю вас, - остановила поток его красноречия Татьяна. - Но это не входит в мои жизненные планы.
Голос ее звучал настолько холодно, что антрепренер даже отступил на шаг, но сдаваться, судя по всему, не собирался.
- О, прошу прощения, мадемуазель! Прошу прощения! Я был... - зачастил он, оправдываясь. - Я был невежлив. Ради бога! Но, может быть, вы будете так любезны, взять мою визитную карточку. Если вдруг...
"Если вдруг! - согласился с ним Олег и вошел в кафе, откуда долетало танго. - А почему бы и нет? - спросил он себя, садясь за столик и извлекая из нагрудного кармана пиджака крошечный белый прямоугольник визитки. -
Курт Рамсфельд, антрепренер. Берлин
... "
Безумное предложение Рамсфельда показалось сейчас чрезвычайно интересным. Ведь певица имеет обыкновение гастролировать... Изумительное прикрытие, если подумать, - просто как у Маты Хари, а летом в Берлине Олимпиада, и...
"Да, - решил он. - Это следует обдумать, но Мата Хари плохо кончила..., впрочем... "История в первый раз - трагедия, во второй - уже фарс", - как утверждал кто-то очень умный... или древний?"
- Кофе и рюмку коньяка, - сказал он кельнеру и закурил.
***
До отправления поезда на Париж оставалось еще шесть часов, и Баст фон Шаунбург решил наведаться в немецкое посольство. В конце концов, со службы в Гестапо он никуда пока не уходил, а в Вене вполне мог оказаться и в рамках своего задания, до сего дня носившего, надо сказать, весьма расплывчатый характер. "Противодействие активности русской разведки...". Но, с другой стороны, любимец Гейдриха был в СД, что называется, свободным художником, и делал, в принципе, что хотел. В рамках генеральной линии, разумеется, но, тем не менее.
"Вот именно!" - Олег бросил окурок в пепельницу, положил рядом с пустой рюмкой деньги и встал из-за стола.
Голова, как ни странно была ясная, и сердце успокоилось. Все-таки немец та еще сволочь - прямо-таки "беовульф" какой-то, а не мужик из плоти и крови. Но Ицковичу - в его-то положении - все это как раз кстати, потому что, имея несколько иной жизненный опыт и темперамент, да еще и влипнув в историю с "попаданием", вел он себя последние часы, - а может быть и дни, но об этом даже думать не хотелось - не лучшим образом. Это если вежливо выражаться. То есть, без мата. Но можно и матом, разумеется, потому как заслужил.
Не застегивая пальто, Ицкович вышел на улицу. Там было прохладно - даже снег как будто совсем собрался упасть, и это скорее хорошо, чем плохо: бодрило. Он и кашне свое роскошное - натуральный кашемир - запахивать не стал, но вот перчатки натянул. Кто его знает, как там все пойдет, а береженого бог бережет. Во всяком случае, так говорят.
"Говорят, что кур доят!" - Олег пересёк улицу и решительно вошел в кондитерскую с замечательным тортом из папье-маше, выставленным в украшенной еще, по-видимому, к рождеству витрине. Внутри, как и ожидалось, вкусно пахло ванилью, корицей и сдобным тестом, а за столиком у боковой стены, откуда сквозь все ту же замечательную витрину хорошо просматривался приличный кусок улицы, сидела молодая женщина и пила кофе по-венски из большой фарфоровой чашки.
- Добрый день, фройлен! - Ицкович чуть опустил подбородок, обозначая вежливый поклон, и одновременно приподнял над головой шляпу. - Если не возражаете, я присяду к вам на минутку?
Вообще-то Олег как бы задал вопрос, но ответа дожидаться не стал, а сел за столик напротив женщины и вопросительно посмотрел ей в глаза. Бронзовая шатенка, а глаза красивые, миндалевидные, цвета "морской волны" - что-то от хромово-зеленого до кобальтово-синего - не поймешь, меняются от освещения, и как будто слегка прищуренные или чуть припухшие, словно она только что плакала. Красивые глаза.
"Что-то меня на "металлические" определения потянуло, - подумал Ицкович, - бронза, хром, кобальт... торий, уран... Бомба... Какая бомба? До бомбы еще десять лет!" - споткнулся в цепочке ассоциаций Олег - "Ты делал бомбу?... Нет, гречневую кашу я не умею..." - Вот оно! - "Девять дней одного года"! - Ицкович, уже почти превратившийся в связи с обстоятельствами в Баста фон Шаунбурга, наконец, понял: актриса...
"Как же ее? Лазарева?... Нет..., Смоктуновский, Баталов... Ну же, ну!... Лаврова! Точно! Татьяна, кажется. Надо же опять Татьяна!"
- Мне позвать полицейского или просто закричать? - спокойно спросила женщина.
- Зачем? - Баст достал сигареты и протянул женщине. - Разрешите вас угостить?
- А сигару пожалели? - и голос у нее оказался под стать внешности. Чуть надтреснутый, с легким носовым прононсом. Возбуждающий.
"Обойдетесь, фройлен ".
- Вы курите сигары? - в кармане пальто у него была еще одна, и Баст не стал жадничать. Не сейчас.
Он вынул сигару и галантно протянул даме. О, да. Это он тоже уже понял. Не просто красивая женщина - дама. Породистая, холеная, знающая себе цену...
"Сучка..." - Пришел к выводу Ицкович.
- Я пошутила, - улыбка скользнула по красиво очерченным полным губам, но глаза остались спокойными.
- Кто вы? - она достала из элегантной сумочки серебряный портсигар, разумеется, для длинных, дамских и, естественно, дорогих сигарет.
Немецкий, несомненно, для нее родной язык, и все-таки она не немка. Впрочем...
- Себастиан Шаунбург, - представился он.
- Шаунбург... - задумчиво повторила она, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на недоумение. - Вы имеете отношение к фон Шаунбургам из Баварии?
- Самое прямое, - разговор принимал интересный, можно сказать, интригующий оборот.
Пять минут назад Баст рассеянно посмотрел в окно кофейни - пластинку как раз сменили, и звучал медленный фокстрот "Одна ночь в Монте-Карло " - и ему показалось, что в глубине кондитерской напротив сидит молодая, замеченная им уже раньше, шатенка. Разумеется, эту женщину он уже встречал: садясь за свой столик и подзывая жестом кельнера, успел увидеть, как она вошла в кондитерскую. Бутылочного цвета пальто, рыжая лиса на плечах, кокетливая шляпка, из-под которой видны пряди волос в тон лисе, ну может, чуть темнее... Фигура, лицо, показавшееся знакомым...
"Где я мог ее видеть?" - спросил себя Баст и едва не вздрогнул, вспомнив вдруг, где и когда засек эту женщину.
Как будто пелена спала с глаз, или вернее с памяти...
"Вот же черт!"
Первый раз - если это действительно был первый раз - он увидел ее вчера поздно вечером на вокзале в Праге. Мелькнула неподалеку, среди снующих людей и клочьев пара,- Баст был слишком занят Жаннет и почти не обратил на нее внимания, - мелькнула и исчезла, чтобы возникнуть в дверях уже Венского вокзала. Причем, как вспомнил теперь Шаунбург, женщина не выходила из здания, а входила... чтобы еще через пару часов возникнуть на этой улочке, куда и сам-то Баст попал совершенно случайно.
"Оп-па, слежка? Возможно".
Но, с другой стороны, кто же посылает на улицу таких бросающихся в глаза женщин? Но если это не наружное наблюдение, тогда что ей нужно от Шаунбурга и зачем она за ним шпионит?
- Шаунбург... - задумчиво повторила женщина, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на недоумение. - Вы имеете отношение к фон Шаунбургам из Баварии?
- Самое прямое.
- Тогда, мы с вами, возможно, родственники, - голос звучал ровно, интонации безупречны, но взгляд...
- Вот как! - улыбнулся Баст. - С какой стороны?
- Я Кейт Лангенфельд.
- Мой бог! - ну, по-другому, скажем прямо, Шаунбург отреагировать просто не мог.
Приехать в Вену, обнаружить эту фантасмагорически непрофессиональную слежку, которую он благополучно прошляпил, и выяснить, что шпионит за ним не кто-нибудь, а сама Кайзерина Кински!
- Кисси... Бог мой! Что ты делаешь в Вене, и зачем, ради всех святых, ты за мной следишь?!
Сейчас он ее даже вспомнил. Бог знает, какое их связывало родство. Возможно, кто-нибудь из старших членов фамилии мог бы это объяснить, но не Шаунбург. Однако то, что где-то на периферии родственных связей, среди множества безликих теней, в лучшем случае, имевших имена и географическую привязку, находится и некая Кайзерина Кински, Баст помнил. Он ведь ее даже видел однажды. Лет пятнадцать назад. Но тогда она была совсем маленькой девочкой, да и ему было лет десять... Впрочем, позже кто-то упоминал о ней в контексте Балкан. Однако жила ли она в Софии, Афинах или в Белграде, Шаунбург с определенностью сказать не мог. Где-то там...