Ах, как всё вокруг интересно
..." И даже маленькое бурое пятнышко на подоле платья не портило впечатления от игрушки. Маленькое бурое пятнышко... кровь Пашки Лукьянова...
Рота вышла на окраину кишлака, оставленного басмачами ранним утром, после короткого боя с арьергардом банды, уже неделю терроризировавшей окрестные селения. Вышла без потерь - ну не считать же таковыми разбитые в кровь локти и коленки, да несколько несложных вывихов у "молодых", резвыми козликами скакавших по придорожным валунам.
А на обочине пыльной дороги, у глинобитного дувала крайнего дома лежала кукла, настолько резко выделяясь на общем жёлто-буром фоне своим мирным и таким нездешним видом, что сержант Федорчук в первый момент даже сморгнул несколько раз и потряс головой, отгоняя наваждение.
- Старшой, глянь, кукла... - шёпотом сказал Пашка Лукьянов, толкнув Виктора локтем в бок. - Я сбегаю?
- Я те сбегаю, куркуль тамбовский... - в словах сержанта, сказанных вполголоса, не было злости, только немного раздражения на эту... эту... розовую ерунду, в общем. Что лежала у дороги, всем своим видом нарушая картину только что закончившегося боя. - За сектором следи, кукловод хренов!
- Так я ж не себе, тащ сержант, сестричка у меня... Катька... соплюха совсем, такую же просила, когда я в армию уходил, - Пашка аж шмыгнул носом от нахлынувших мыслей о доме. - Гэдээровскую... а я не смог тогда, хоть и обещал. Ну, тащ сержант, ну, пожалуйста! - взмолился он.
Федорчук знал Пашкину историю... от ротного, которому проболтался замполит. Молодой парень, из небольшого тамбовского села, потерявший в одночасье и мать и отца, погибших в прицепе рухнувшего с обрыва трактора, Лукьянов до призыва в армию один воспитывал младшую сестру. И косить не стал, когда повестка пришла, только отвёз её к бабке с дедом - родителям отца - в соседнюю деревню. В общем - не простой судьбы парень... И эта его крестьянская основательность, порой граничащая в глазах "городских" сослуживцев с вполне раздражающей прижимистостью, ставшая основанием для беззлобного прозвища: "куркуль тамбовский"
- Подожди немного, - прошептал Виктор, легонько хлопнув Павла по плечу. - Если всё нормально - подадут сигнал, будем выдвигаться на кишлак... Да, заберёшь ты эту куклу, не пропадёт!
Лукьянов в ответ промолчал, только засопел, чуть громче чем обычно вдыхая и выдыхая сухой, ещё не согревшийся с ночи, воздух предгорий.
Сигнал подали через десять минут, и Пашка так умоляюще взглянул на Федорчука, что тот, не задумываясь, махнул рукой - "Мол, что с тобой, с куркулём делать!" - но вслух сказал - уже громко, для возможных слушателей - сделав приличествующее случаю строгое лицо:
- Пойдёшь по правой стороне дороги, заодно и посмотришь, что это там такое розовое лежит. Только аккуратно, а то мало ли... Понял задачу?
- Так точно, тащ сержант! - лицо Лукьянова мгновенно расцвело улыбкой, да так, что Виктор не удержался и улыбнулся в ответ.
А через три минуты младшего сержанта Павла Лукьянова не стало. Небольшой заряд взрывчатки, присыпанный мелкими камнямии, видимо, был рассчитан на ребёнка. Но... вмешалась дурацкая случайность, из которых, порой, и состоит война. Один из камней, размётанных взрывом, прогремевшим после того, как Пашка поднял с земли игрушку, - по-видимому, сработал взрыватель разгрузочного действия, - попал парню в висок. Крови почти не было. Только маленькое пятнышко, невесть как попавшее на подол платья куклы, которую Лукьянов так и не выпустил из рук, падая спиной вперёд на пыльную афганскую землю.
Спустя считанные секунды, когда Федорчук подбежал к месту подрыва, всё было кончено - Пашка уже не дышал. В его мёртвых глазах застыло удивление... подлостью и несправедливостью окружающего мира. Мира, в котором мишенью - нет, не случайной жертвой, а именно мишенью - становятся самые беззащитные существа, дети. Так они и лежали рядом, удивлённо глядя в быстро зарастающее тучами утреннее небо: младший сержант Лукьянов - простой парень из русской деревни - и большая кукла в розовом платьице с блёстками...
Потом Виктор так и не смог себе объяснить - почему он бережно достал куклу из рук погибшего товарища и положил в свой рюкзак. На самое дно. Казалось, из памяти выпали несколько часов. Федорчук бесстрастно выдержал жесточайший разнос от командира, отвечая в положенных местах уставными фразами. Внутри его образовалась пустота, никак не желавшая заполняться... Хоть чем-нибудь.
Через две недели, уже в Кабуле, Виктор попросился в группу сопровождения машины с продуктами и подарками для детского дома. Командир разрешил, зная, что Федорчук понимает фарси и может связать несколько расхожих фраз на этом языке. Попросился только для того, чтобы отвезти туда куклу... будь она проклята! И отдал... отдал первой попавшейся большеглазой девчонке в синем в красную полоску шерстяном свитере поверх ситцевого платьишка. И уже уходя, услышал, как та говорит тихим детским шёпотом, будто не обращаясь ни к кому конкретно:
- Смешной шурави... куклу привёз... Зачем? Ведь здесь нет детей...
***
В этот момент к горлу Федорчука подступил комок, а на глаза стали наворачиваться слёзы.
"Что ж я, сволочь, делаю! Куда меня несёт!" - но резидент этого не увидел, - вдруг закрыл глаза и, насколько позволял кляп, завыл, пытаясь порвать верёвки, однако привязан он был на совесть.
Уняв предательскую дрожь во внезапно вспотевших руках, Виктор как можно резче и болезненнее выдернул кляп изо рта Кривицкого. Тот, казалось, не заметил нарочитой грубости и хрипло сказал, почти прокаркал:
- Девочку не тронь, сволочь белогвардейская. Она не виновата.
- Ошибаешься, очень даже виновата, -
переход на "ты" прошёл незаметно. Ничто так не способствует сближению двух взрослых мужчин как хороший удар в лоб,
- в том, что оказалась в опасном месте в опасное время. В том, что отец её - редкая скотина, - не озаботился о безопасности дочурки и прикрылся ею в своих шпионских играх,
- тут Федорчука внезапно осенило,
- баб всяких принимает, пока жены дома нет...
- Вот же сучка французская! Сдала, тварь дешёвая.
- Мерзко даже не это, - Виктор, казалось, не заметил последней фразы, - а то, что ждёт тебя впереди. Гадалка из меня хреновая, но на пять лет вперёд я тебе предсказание сделаю. Метеорологи от зависти удавятся. Слушай сюда, "рыцарь плаща и кинжала" недоделанный...
Дальнейшее было уже не интересно. Шифроблокноты, бланки паспортов, печати и штампы, спецчернила и спецперья, банальные пачки банкнот и столбики золотых монет. Через полчаса Виктор покидал магазин антиквара Лесснера с большим саквояжем, завёрнутым в бумагу так, чтобы походил на стопку книг. На лице его застыла полуулыбка, оскал, если приглядеться внимательно, но желающих разглядывать лицо молодого человека, неспешно идущего по улице с опущенной головой, не встретилось.
Даже обычно игривый как все терьеры Burstе, которого Федорчук оставил на попечение официанту кафе, перед визитом к "антиквару в штатском", весь обратный путь вёл себя удивительно тихо и старательно не смотрел в сторону пусть временного, но хозяина.
В подсобном помещении магазина по адресу Celebesstraat 32 остывал, уже покрывшийся характерными синими пятнами, труп капитана госбезопасности Вальтера Кривицкого. Маленький "Маузер" лежал рядом с человеком, причина смерти которого заключалось в том, что в будущем история его жизни получила слишком широкую известность.
Прощание со старым Ван Бюреном вышло тёплым, хоть и слегка скомканным. Федорчуку не удалось отказаться от подарка, настойчиво предлагаемого, внезапно проникнувшимся к нему чуть ли не отцовскими чувствами, квартирным хозяином.