Вот после этого Олег действительно поехал в отель, пообедал плотно в ресторане и отправился на "боковую". И надо сказать, спал как убитый. Без снов и сновидений спал. И проснулся только в девятом часу утра на следующий день, и то только потому, что до портье дозвонился месье Гастон Руа и просил передать месье Шаунбургу привет и лучшие пожелания...
***
- Где тебя черти носят? - Олег ни радости от встречи, ни раздражения, накопившегося за время ожидания, скрывать не собирался. - Я как дурак, несусь через всю Европу, прибегаю в Париж, а его, понимаешь, нет и все.
Самое смешное, что "немец" осыпался с Ицковича, как сухая шелуха с лука, стоило только остаться наедине с Федорчуком, и убедиться (разумеется, чисто автоматически), что двери закрыты, свидетелей нет, и никто не удивится, что Себастиан фон Шаунбург заговорил вдруг по-русски. Да не абы как, а с так называемым "южнорусским" певучим акцентом, который на самом деле просто акцент другого языка, ставшего для Ицковича основным за прошедшие тридцать лет.
- Да, ладно тебе! - отмахнулся Федорчук, тоже переходя на русский. - Так получилось. Я сначала думал, ну день, ну два, а получилась почти неделя...
Что-то в его голосе было, что-то такое, что заставило Олега тут же насторожиться.
- И где же ты ошивался? - спросил он, сам не зная, чего, собственно, ждет.
- В Гааге, в Ницце... - нарочито беззаботным тоном ответил Федорчук. - Выпить хочешь?
- Хочу... Стоп! В Гааге. Ты, случаем, не?...
- Не что? - по-детски наивно переспросил Федорчук, выставляя на стол бутылку кальвадоса. - Ключница делала...
- Кривицкий?
- Да, - кивнул Виктор едва ли не с облегчением. Он уже взял себя в руки и теперь смотрел на Олега спокойно, даже с вызовом.
- И?
- Покойник просил более о нем не беспокоиться, - Федорчук разлил водку по стаканчикам, живо напомнившим Ицковичу что-то из давно ушедшего в историю быта 50-60-х годов, захваченного им буквально краешком - в раннем малолетстве - но вот ведь, не забытого и даже, напротив, оказавшегося сейчас близким, едва ли не родным.
"Какую, к черту, историю?!" - спохватился Олег, сообразив, что до шестидесятых еще двадцать лет, и каких лет.
- Рассказывай! - попросил он и замолчал на следующие полчаса, пока Виктор неторопливо повествовал о своем житье-бытье после памятного "заседания" в Амстердаме. Ицкович другу не мешал, слушал внимательно, обдумывал услышанное и "на ус мотал", а потому пил умеренно, растянув, убогий - дай бог, если восьмидесятиграммовый - стаканчик на тридцать пять минут.
- Значит, думаешь, это был курьер? - спросил после того, как Виктор замолчал.
- Ну, стопроцентной уверенности у меня, как понимаешь, нет, но дамочка на такую роль вполне подходящая...
- В газетах ничего не было...
- Так и фигура не та, - пожал плечами Виктор. - Подумаешь, какой-то лавочник из Гааги. Они же не знают, кто он такой. Полиция, наверняка версию самоубийства отрабатывает.
- Даже так? И как ты это инсценировал?
- Если бы... Да, тут промашка вышла, - тяжело вздохнул Федорчук и тряхнул головой. - Проворонил я его. Не просчитал до конца... Это, знаешь ли...
- Теперь знаю, - криво усмехнулся Олег.
- У тебя что, тоже "клиент" на тот свет сам ускользнул?!
- Нет, не сам. Думаешь, я хуже тебя? - вскинулся Ицкович. - Да и не лучше... - Махнул он рукой, успокаиваясь. - Все мы теперь немножко душегубы. Гейнлейна я грохнул. В Праге.
- Господи, Цыц! Ну, ты даешь! Его-то за что?
- За что как раз есть, даже если и авансом, но вот в смысле ценности этого кадра для истории... тут я с тобой полностью согласен, Витя. Но, - поднял указательный палец Олег. - Нет худа без добра!
- Так... - прищурился Виктор.
- Я встретил еще одного попаданца.
- Да ты шо! - а вот это было даже смешно. Дело в том, что в течение всего этого разговора Олегу приходилось делать над собой изрядное усилие, чтобы видеть в этом породистом "белогвардейчике" Витьку Федорчука. Получалось плохо. Закроешь глаза, и, вроде бы, Витька. Ну, голос другой, разумеется, но, как будто интонация знакомая, словечки... А потом посмотришь, и все. Как и не было узнавания, да и кого узнавать-то? Чужое лицо, незнакомые глаза, фигура, фактура, стиль. Все чужое. А вот сейчас - на нерве, на сильной эмоции - через условно знакомую внешность прорвался-таки, пусть и на одно только мгновение, настоящий Витька Федорчук. Аутентичный, узнаваемый не глазами даже, а потрохами.
- То, что слышал! - улыбнулся довольный произведенным эффектом Олег. - Мы не одиноки во вселенной.
- Кто?
- Давай, пока без подробностей.
- Почему? - насторожился, было, Федорчук, но тут же нахмурился, что-то обдумывая, и неожиданно кивнул, как бы соглашаясь с Ицковичем. - Ему ты тоже про нас не сказал.
Не вопрос, утверждение.
- Совершенно верно.
- Согласен, - Виктор налил по второй, усмехнулся такой их скромности, но и сам водку лишь пригубил, а пить до дна не стал. - Но хоть в общих чертах можешь?
- Могу, - кивнул Олег. - Мой знакомый по прошлой жизни. Из Москвы, - добавил он, увидев интерес в глазах Федорчука.
- Думаешь, я бы расстроился, если бы он оказался из Тель-Авива?
- Кто тебя знает? - усмехнулся Олег.
- Пошел на фиг! И?
- Человек работает на Разведуправление Красной Армии.
- Да, ты что?! - оживился Федорчук. - Да за это следует выпить! Вот только закусить, прости, у меня нечем.
- Ничего! - отмахнулся Олег. - Мануфактурой занюхаем!
- Вот, знаешь, чему не устаю удивляться? - неожиданно засмеялся Виктор.
- Ну? - подозрительно посмотрел на друга Олег.
- Баранки гну! - ожидаемо выпалил Федорчук. - А удивляюсь я тому, Цыц, какие слова и выражения сидят у тебя в башке. Ты же тридцать лет, как свалил. Жена по-русски ни гу-гу... Черт! Прости, Олежек!
- Не бери в голову... - на самом деле спазм в горле неожиданно образовался, и источник слез открылся где-то в опасной близости от глаз. - У самого-то, можно подумать, не болит... Прозит!
Олег опрокинул стаканчик, вливая в себя всю порцию сразу, хекнул, выдыхая, сунул в рот сигарету, закурил.
- Проехали.
- Проехали, - согласился Виктор, глаза которого стали вдруг как у больной собаки.
- Скажи, - меняя тему, спросил Ицкович. - Ты уверен, что хочешь остаться?
- Дурак, - беззлобно откликнулся Федорчук, - я бы к Вальтеру и на пушечный выстрел не подошёл, если бы и, в самом деле, собрался в Аргентину. Чем он хуже меня в таком случае?
- Тоже верно.
- Между прочим, я кое-что придумал, - хитро подмигнул Виктор. - И не один я. Степа тоже клювом не щёлкает. Ты это видел? - и он достал откуда-то с буфета газету на английском языке и бросил на стол перед Ицковичем.
- Ну и на что я должен смотреть? - Олег был заинтригован, но пока не понял, в чем здесь цимес.
- На карикатуру.
- Карикатура? - переспросил Олег, глянул и замер пораженный узнаванием. - Ё моё!
- А! - торжествующе возопил Виктор, хватая со стола бутылку и разливая яблочную водку по опустевшим емкостям. - Каково!
- Подожди, подожди! - остановил его Олег. - А он, что, уже в НКВД?
- Нет, - качнул головой Виктор. - Он все еще в ЦК. Но, наверняка, сейчас вопрос уже решается или решился. По времени, вроде бы, пора. А тут картинка эта. Ты представляешь, как это там аукнется?
- Не уверен, - покачал головой Олег. - Впрочем, лиха беда начало. Ты знаешь, что он из Литвы и наполовину литовец по матери?
- Нет, - удивленно поднял брови Виктор. - Зато я знаю, что он в прошлом и позапрошлом году был в Австрии, Италии, тут вот, в Париже тоже был.
- Могли завербовать... - как бы размышляя вслух, предположил Олег.
- Англичане.
- Зачем, англичане? - удивился Олег. - Гестапо. На педерастии попутали.