. Поесть-то нам всяко надо, да и разговор живее пойдет.
Фосфор
,
знаешь ли
.
Требуют нервные клетки...
- Вот интересный феномен, - отсмеявшись, сказал Олег. - Как немец, я вполне могу говорить всухую...
- А как русский - нет! - заржал Федорчук. - Мы русские такие!
- Это ты мне говоришь? - картинно ужаснулся Олег.
- Я, я! - передразнил его Виктор. - В зеркало на себя глянь при случае... Ну, бывай! Вместе нам светиться ни к чему. Подожди меня здесь, я скоренько!
- Не торопись! - крикнул вдогон Олег. - И купи бриошь с изюмом, к кофе вместо пирога!
Но Виктор вернулся с порога и, тщательно посмотревшись в зеркало, висевшее на стене, как-то скучно и трезво спросил:
- И вот ещё что, Олег. Ты, пока меня не будет, подумай, сколько мы постороннего народу в этот раз в графу "запланированные потери" внесём. Полтонны аммонала... Это, знаешь ли, не в тапки срать...
***
Накатило на него в поезде. Сидел, дремал. Потом проснулся, глянул лениво в окно, ничего примечательного: не понять даже, едет ли поезд все еще по Франции, или это уже Бельгия. Но это, разумеется, иносказательно. Де-факто это была Бельгия, и де-юре тоже, поскольку паспорта проверяли как раз перед тем, как Баст заснул. Неважно, что там делалось за окном вагона, чьи деревни и поля мелькали за редкими деревьями. Важным стало ощущение, что сон кончился, и он, Олег Ицкович, превратившийся волею обстоятельств в Баста фон Шаунбург, вернулся к жизни. К самой обычной жизни, даже если это фантастическая жизнь в чужом, но ставшем своим теле, под чужим, впрочем, переставшим уже резать слух именем, и в чужом времени, каким-то образом превратившемся в его собственное.
Это странное ощущение, необычное, яркое, ни с чем не сравнимое. Как будто само время - непостижимая субстанция, слившаяся в единый поток с историей - проникло в это свое-чужое тело, наполнило его собой, заставив ожить и прочувствовать реальность и материальность окружающего мира каждой клеточкой. Время кипело энергией в крови, с бешеной скоростью - так казалось - неслось по узостям кровеносных сосудов. История насыщала вдыхаемый легкими воздух ароматами и смрадом эпохи, отчего прояснялось в мозгах и глазах, и мир приобретал свои настоящие цвета, звуки и смыслы. Дико захотелось быть, жить на этой земле, под этим небом, с этими людьми, но на пороге стояла война. Война, которой суждено уничтожить эту цивилизацию и породить новую. Послевоенная Европа только напоминает довоенную, но та несколько архаичная Европа умерла вместе с десятками миллионов убитых, еще большим числом искалеченных, с разрушенными городами и исчезнувшими в огне пожарищ картинами, библиотеками, архивами. Возврата к ней нет, и не может быть. И тяжесть этого знания, ответственность за обладание им, заставило Олега окончательно принять то, что с ним случилось как факт, как реальность, данную в ощущениях.
Он встал с дивана. Попутчики дремали, но он спать уже не хотел. Он
проснулся
. Во всех смыслах проснулся. И неожиданно выяснилось, что, хотя в главном он оставался Олегом, его тело и непосредственные реакции безраздельно принадлежали человеку по имени Себастиан фон Шаунбург, но к прежнему Шаунбургу человек этот никакого отношения, разумеется, не имел. Слияние произошло, адаптация благополучно завершилась, и ему, Олегу-Басту теперь не нужно опасаться, что он выдаст себя какой-нибудь неправильной реакцией, неподходящим жестом, словечком на неизвестном прототипу языке.
Баст вынул из кармана фляжку, свинтил колпачок и сделал пару сильных глотков, враз ополовинив серебряный сосуд. Коньяк согрел изнутри, чуть-чуть приподняв заодно и настроение.
"Ну, с днем рождения!" - усмехнулся Баст, закуривая. - Чтобы коньяк и не поднял настроения? Так не бывает!"
***
- Что-то случилось? - спросила она, с напряжением всматриваясь в его лицо.
- Ничего не случилось. Во всяком случае, ничего такого, что могло бы меня изменить, - разумеется, он лгал, но полагал, что ложь во спасение, да еще и ради дела, не есть грех. В конце концов, Таня уезжала, и что же, он - как честный человек - должен вывалить ей на дорожку всю правду?
"В каком-то смысле женщины правы. Все мы кобели! - мысленно усмехнулся Олег. - Ну, пусть не все, но многие. Это-то уж точно".
- Ты изменился...
- Прошло почти две недели.
- Ну, разве что, - в ее голосе все еще слышалось недоверие.
- Когда отходит твой пароход? - спросил Олег.
- В девять вечера я должна быть на борту.
- Не густо, - вздохнул Олег. - Поужинаем?
- Ты приглашаешь меня в ресторан? - улыбнулась она.
- Есть возражения? Пожелания?
- Да, одно.
- Слушаю вас, моя госпожа, и заранее повинуюсь.
- Не в центре города.
- Разумеется, - кивнул он. - Это все? Тогда пошли!
Они вышли из здания вокзала, Олег остановил извозчика и назвал ресторан в Хобокене. Район так себе, зато и не центр. И кабак, подходящий, Олег сейчас вспомнил о нем памятью Баста, - самое то.
В ландо ни о чем серьезном не говорили. Обменивались милыми репликами по-французски и по-немецки, но не о делах, естественно. Заговорили только в ресторане, когда остались одни в кабинете, "щедрой рукой" брошенном к ногам женщины безукоризненным джентльменом, пекущемся о ее репутации.
- Ты была у Кривицкого? - спросил Олег.
- Ты же знаешь, - Таня удивилась и посмотрела в глаза Олегу. - Что случилось?
- Пока ничего, - усмехнулся Олег. - Но обязательно случится... через несколько минут.
- Интригуешь? - прищурилась она.
- Никак нет, мадемуазель. Скажи, ты никого там не заметила?
- Где? Когда?
- Там, где Вальтер живет,... Когда обратно шла.
- На улице... - Таня задумалась. - А знаешь, да! Там, в кафе... за окном... Он на меня так посмотрел, я даже испугалась: а вдруг он знает, кто я такая? Но потом... Все было нормально. Хвоста не было. У меня еще одна встреча была...
"Да знаю я!" - отмахнулся мысленно Олег.
- Как он выглядел? Я имею в виду мужчину в окне?
- Молодой, красивый, - Улыбнулась Таня. - С усиками. Знаешь, такие узенькие... Ну прямо Кларк Гейбл - типичный мафиозо!
- А теперь слушай и запоминай. - Таня, видимо, оценила твердость его взгляда и вопросов задавать не стала. - Когда ты шла к резиденту, в начале улицы ты обратила внимание на автомобиль. Ничего особенного: потрепанный и заляпанный грязью Audi Front. Как выглядит, знаешь?
- Знаю, а...
- Подожди, - остановил ее Олег. - Рядом с автомобилем курил невысокий, но широкий в плечах мужчина в черном пальто и черной шляпе с прямыми полями. Волос его ты не видела, значит...
- Значит, или лысый или стрижется коротко.
- Точно. Густые - моржовые - усы. Сивые с обильной сединой. На подбородке шрам. Ты еще обратила внимание, что на холоде шрам побледнел. Неряшливый шрам, уходит вниз, на шею. Запомнила?
- На себе не показывай! Да.
- Нос картошкой. Глазки маленькие...
Олег рассказывал долго. Минут пять. Он дал описание одного и перешел к другому - второй должен был заместить собою образ Виктора в кафе на том же месте в тот же час, - и обоих обязательно узнают, должны узнать по этим словесным портретам. Не Таня, а те, кто ее сюда послал. Однако Олег-то этих двоих и сам никогда не видел, потому и старался самым точным образом - с синонимами и сравнениями - передать Тане слова Федорчука.
- А для чего это? - спросила Таня, повторив без запинки все приметы и обстоятельства встречи.
- Для того чтобы изменить историю, - усмехнулся Олег.
- И как же мы ее изменим? - заинтересовалась Таня.
- А вот так, - откровенно усмехнулся Олег. - Все запомнила?
- Да.
- Тогда переходим ко второй части марлезонского балета, - Таня непроизвольно прыснула. - Сегодня ты приехала в Антверпен. И вдруг к тебе подошел я. Не удивляйся. Расскажешь им, как выгляжу...