Вечером Симочка осталась в палатке за сторожа. Все пошли в кино. Я пошел к девушке на водокачку. Поговорили немного, походили. Я пожаловался на Чукина, на его нерасторопность. Собирался в райком пойти — не пошел... Наверное, могли мы уже улететь. Чего мы сидим, ждем, не работаем?
— А геологи и сроду сидят в аэропорту, — сказала девушка.
Я скоро соскучился и вернулся к палатке. Что-то в последнее время меня не тянуло на разговоры с девушками. «Вот вернусь из экспедиции, — думал я, — тогда будет о чем поговорить».
В палатке Гера разговаривал с Симочкой. Я сел на бревно и стал слушать, что они там говорят. Не потому, что мне хотелось слушать. Просто некуда было идти и неохота, а тут лежало бревно.
Гера выглянул из палатки.
— Давно бы нас могли отправить вон на этом вертолете, — сказал он. — Я спрашивал у летчиков, чего он стоит. Они его, оказывается, потому не ремонтируют, что никто не хочет на нем летать. У самолета — крылья: можно в случае чего спланировать. А у этой стрекозки заглох мотор — и камушком вниз. А вы бы полетели, Симочка, на такой штуковине?
— Полетела. Только невысоко. Чтобы спрыгнуть можно.
— И я бы полетел. Пойдемте завтра саранку рвать.
— Так вы же завтра летите.
— А вдруг погоды не будет? Пойдемте. Ну скажите, что пойдете. Что вам стоит? Вашего Чукина мы не возьмем. И Гришу тоже не возьмем.
Гриша — это был я. Подумалось коротко: «Ничего... Вот приеду из экспедиции...»
— Скоро они уже вернутся из кино, — сказала Симочка.
— Вы, наверное, чувствуете, какая вы взрослая в сравнении со мной, — сказал Гера. — Я уж это давно заметил. Ну и пусть. Я и не хочу быть слишком взрослым. Таким, как Чукин или Гриша. Чтобы в палатке спать. Ведь можно — ух-х-х! Знаете, что можно? Не знаете? Вы что любите больше — лето или зиму?
— Я — весну, — сказала Симочка.
— Вот, вот, все так говорят. А для меня что зима, что осень, что слякоть, что жара — одинаково. Мне горы знаете как нравятся? А в прошлом году ездили в Казахстан — степь нравилась. Я еще не знаю, что мне больше нравится. Я все люблю. И девушек тоже люблю. — Эта Гера сказал совсем тихо. — Не всех, конечно. Не всех одинаково... — Гера подождал. Симочка ничего не ответила.
— Мне все в жизни хочется руками потрогать. Поездить...
— Не всем девушкам нравится, когда их трогают руками, — сказала Симочка.
— Вам тоже не нравится? Вы тоже будете кандидатом? Вы тоже не будете вылезать из своего мешка? Ага...
— Не надо, — сказала Симочка. — Нельзя меня трогать. У меня есть муж.
В палатке стало тихо. Симочка ждала, ждала и не выдержала.
— У моего мужа первый разряд по самбо, — сказала она. Наверное, ей хотелось, чтобы Гера засмеялся или сказал что-нибудь в шутку.
Гера не откликнулся, вылез из палатки, не увидел меня и медленно пошел берегом.
Утром он улетел. Мы его провожали. Он сидел в кабине Яка-12 и все время улыбался. ЯК был санитарный, с крестом: все остальные самолеты ушли патрулировать над тайгой. На пилотском месте сидел сам командир отряда, мужчина с хмурыми бровями, густоволосый и краснолицый.
Мы стояли и смотрели — огромный Чукин в тюбетейке и геологических сапогах, я, меланхоличный желтоглазый Валерий, Симочка с повязкой на лбу. Все мы немножко волновались. Всякий человек немножко волнуется, глядя на взлетающий самолет.
— От винта! — сказал командир отряда технарю и хотел пустить мотор, но Чукин вдруг подошел к самолету.
— А очередь-то наша, — крикнул он командиру.
Командир сперва не понял, в чем дело, и свесил голову через борт. Было видно, какое у него хорошее настроение, как ему нравится сидеть в кабине и кричать: «От винта!»
— Наша очередь лететь, а вы их везете? Что это за выборочное отношение? — спросил Чукин.
Командир, поняв, мотнул головой, задвигал бровями и губами. Но мы ничего не услышали, потому что пошел крутиться винт, ЯК забился, крылья его задрожали.
Гера смотрел на нас сквозь плексигласовый колпак кабины и все улыбался. Он был теперь не такой, как мы, был далеко от нас. Он сейчас полетит. Он был сейчас бесконечно выше нас и всего того, чем мы жили. Мы понимали это. Он несколько раз взглянул на Симочку, но не мог скрыть и от нее свое превосходство, свой восторг и отрешенность от земного.
ЯК-12 проковылял на старт и пошел полого кверху. Гера улетел.
— Ровно вытянул, хороший пилот, — сердито сказал Чукин про командира авиаотряда.
Дней через восемь к нашему неподвижному соседу — вертолету пришли рабочие, подставили лесенку, забрались по ней на крышу кабины и не спеша, посиживая и покуривая, приладили недостающую лопасть.