Вячеслав Александрович Шелухин
В тропики годен
Издательство: Лениздат. 1982
OCR amp; SpellCheck: The Stainless Steel Cat (steel_cat@pochtamt.ru)
Синей выпуклой грудью изогнулся на глобусе Атлантический океан. Ногами уперся в Антарктиду, широкими плечами далеко раздвинул материки. На голове у него, охлаждая буйный характер, как пузырь со льдом, лежит Гренландия. А по лицу россыпью веснушек разбросаны острова.
Острова в океане… Было время, марсовой смахивал слезы с воспаленных от ветра и соли глаз, срывал с головы красный, завязанный по-пиратски платок и хрипло кричал:
– Земля! Земля!
Просмоленный солнцем капитан, сбив с седых волос простреленную треуголку, дрожащими руками прикладывал к единственному оку отделанную серебром подзорную трубу. Полуголые татуированные матросы с криком бросались на ванты. Толстый бомбардир с серьгой в ухе крестил заросшую рыжим волосом грудь и подносил фитиль к пузатой мортире, с дымом и грохотом пуская каленое ядро по лазурным волнам. А корабельный лекарь, разгладив бороду, опытной рукой выбивал дно обвитого паутиной бочонка с ромом…
Нет больше в океане забытых миров. Лоции и гирокомпасы, радиомаяки и спутники безошибочно приводят к давно открытым островам дымящие трубами теплоходы. Гладковыбритые капитаны равнодушно смотрят на землю, встающую посреди океана: на шумные архипелаги юга и молчаливые, обернутые туманом северные острова, на загадочные коралловые атоллы и на мирные торговые островки с лавочками индусов и туземными сувенирами.
Только новички, тая волнение, открывают для себя новые миры. Это для них дымятся вулканы, чернеют непрочитанные надписи на базальтовых утесах, спят пиратские шхуны в прозрачных глубинах и розовые ибисы взлетают над зеленым морем джунглей…
Острова в океане… Коснись их – и они заговорят с тобой. Горстью причудливых камней в ладони, эхом прибоя в прибрежных скалах, легендой об Атлантиде.
Штормовой декабрьский ветер дует с моря, осыпает колючим снегом окна больничных корпусов на набережной Фонтанки. Поднятые воротники, как паруса, подгоняют редких пешеходов на застывших до звона гранитных тротуарах. На Фонтанке синеет лед. Под низкими арками горбатых мостов дышит в промоинах черная вода. Теснятся озябшие дома с лепными карнизами и не по сезону раздетыми кариатидами. В стеклах верхних этажей – холодный блеск зимнего неба.
Стрелки часов над. приемным покоем только перевалили за полдень, а куцый день уже смеркается. Вечереет. В окнах больницы горит свет, выдавая однообразную белизну палат и коридоров.
В перевязочной хирургического отделения слепят глаза рефлекторы бестеневой лампы. Заведующий отделением Виктор Андреевич Шевцов стоит у высокого окна, прислонившись к подоконнику, и держит перед собой руки в резиновых перчатках. Жар раскаленных батарей отопления припекает его голую под халатом спину. В марлевой маске душно, потеет лицо, колется недавно отпущенная бородка.
Шевцов вздыхает. Его ординаторы – врачи старой закваски, с почти министерской внешностью. А у него, как назло, ни живота, ни седины, ни даже приличной лысины. Чтобы не расстерилизовать руки, Шевцов плечом потирает свою бороду – спасительный атрибут солидности молодого зава.
– Ну и топят, черти! – ругается он. – Угля им казенного не жалко.
Перевязочная сестра Валя, рослая, широкая в плечах и бедрах, сердито сдергивает с пунцовых щек маску и за веревку рывком открывает фрамугу запотевшего окна. Ледяной воздух врывается в перевязочную, банным туманом клубится под потолком.
– Ты что, – возмущается Виктор Андреевич, – больных мне простудишь!
– Ничего им не сделается! Здоровее нас будут, – парирует Валя и прицеливается курносым носом в открытую фрамугу.
– Морем пахнет… – нахально улыбается она. – Понюхайте!
Валя начисто лишена почтения к начальству. Найти ей замену почти невозможно – никто не хочет работать в перевязочной. И она это знает.
Вдоволь надышавшись, Валя высовывает голову в коридор и басом кричит на пост:
– Везите больных, пока мы тут не зажарились!
– Много еще перевязок? – сквозь маску спрашивает заведующий.
– Две: резекция желудка – десятый день и старуха с холециститом.
– Какая еще старуха?
– Ну эта, из четвертой палаты.
– Валя! Во-первых, она не с холециститом, а уже без оного, а во-вторых… ей всего сорок пять лет!
– А в-третьих?
– В-третьих, закрой фрамугу!
Валя нехотя дергает веревку.
– Ну вот, опять будет как в Африке…
– А ты была в Африке? Нет? Вот и я не был…
Открылась дверь, заглянула молоденькая, в веснушках медсестра из новеньких. Прикрывая для стерильности рот ладошкой, – она была без маски – взволнованно выпалила:
– Виктор Андреич! Вас срочно вызывает главный врач!
Вызов к главному врачу – лицу непостижимо значительному для молодой медсестры – не произвел на Валю никакого впечатления:
– Подумаешь, "срочно"! Подождет – мы тут не чаигоняем.
– Валя, – поколебавшись, решил заведующий, – швы после резекции я все-таки сниму, а старуху… то есть вторую больную перевяжи уж сама.
Наверстывая время, Шевцов через две ступеньки взбежал на четвертый этаж. По дороге перебрал в уме свои прегрешения за последнюю неделю: никто не умер, особых ЧП не было…
В приемную вошел не спеша, улыбнулся секретарше и потянул на себя тяжелую, отделанную под дуб дверь.
В просторном кабинете, как посадочный знак, буквой "Т" стоял длинный стол с разноцветными.телефонами. Над столом – портрет Ленина, слева во всю стену – большая карта мира.
– Здравствуйте, Александр Александрович! – от двери поздоровался Шевцов.
Главный врач в расстегнутом на груди халате и в хирургическом колпаке бросил на рычаг телефонную трубку и молча посмотрел на заведующего. Главный и сам был хирургом, до сих пор не бросал скальпель и к хирургам благоволил.
– Здравствуй, Виктор! Что стоишь? Садись, кури.
"На „ты" – это хорошо, значит, не разнос, – подумал Шевцов, – но не курить же меня Сан Саныч вызывал…"
Главный врач сдвинул со лба накрахмаленный колпак, потер серые от проседи виски. Потом встал, шумно отодвинул стул с высокой спинкой и подошел к карте. Сказал кратко:
– Тебе открыли визу в загранплавание. Пойдешь в рейс на пассажирском лайнере "Садко". Им срочно нужен хирург. Отход послезавтра… Куда? – он вынул из нагрудного кармана ручку "Паркер", тупым концом провел по изгибу африканского материка: – Африка… Потом острова: Канарские, Бермудские, Вест-Индские…
Из синей бумажной глади поднялась волна, сверкнула на солнце и беззвучно разбилась о коралловые, рифы…
Шевцов вытер с лица испарину. Действительно, он заполнял когда-то анкеты, писал автобиографию, учил английский, немецкий… Но чтобы так – сразу в рейс?…
– Вы бы хоть предупредили, дали подумать…
– Некогда, Виктор Андреевич, думать. Судно осталось без хирурга. Выбор пал на тебя.
– А что скажет моя жена?
– Ну, – улыбнулся главврач, – какая же женщина откажется от заграничных нарядов?
– Наряды тут ни при чем. Вы не знаете мою жену.
Александр Александрович достал сигареты, чиркнул зажигалкой.
– Как у тебя дома? – спросил он, выпуская дым и глядя на заведующего отделением. – Все нормально?
– Нормально… – тихо ответил Шевцов.
– Тогда семь футов и попутного ветра… – тряхнул ему руку главный врач.
Шевцов вышел из кабинета, опустив голову. Радости он не ощущал. Он только что обманул Александра Александровича. "Как дома? Все нормально?" – звучал у него в ушах голос главного врача.
Нормально… Если бы это было правдой! Если бы семью, занятую изнурительной, бесконечной ссорой, причину которой теперь и не вспомнить, семью, сделавшую первые и все убыстряющиеся, как у бегущего под гору, шаги к разводу, если бы такую семью считали нормальной!…
Шевцов вернулся на отделение, закончил неотложные дела и уехал из больницы.
Остаток дня полетел кувырком. Кабинеты медкомиссии, холодок в груди от прикосновений стетоскопа, взволнованные толчки крови под манжеткой тонометра.
Документы, выписки, приказы, новенькая красная книжка заграничного паспорта с нерусским тиснением на обложке. В графе "Особые приметы" было написано: "Нос вздернутый, глаза карие…" Потом – магазины, поиски шортов и белой шляпы среди ворохов зимней одежды, удивленные взгляды продавцов: