И вот мяч получил новичок, которого даже не хотели брать на поле, веснушчатый поваренок Борька. Он завладел мячом и помчался вперед. В каком-то остервенении он ворвался в штрафную площадку противника, растолкал острыми плечами защитников и немыслимым ударом вбил, всадил, вколотил мяч в ворота.
– Гол! Го-о-ол!!!
Боже мой, как "садковцы" кричали! Такого "ура" Франция не слышала со времен Наполеона. Ребята вскочили на скамейки. Они размахивали руками и топали ногами. С платанов посыпались зеленые листья, а капитан побежал за своей тростью…
Команда "Садко" выиграла этот матч, выиграла его с потрясающим счетом – 5:1. Этот день был траурным для "Франс". А на теплоходе потом еще долго говорили: "Это было давно, еще до матча с "Франс", или: "Нет, это, пожалуй, было через год после матча с "Франс"…
А поваренок Борька забил еще два гола в этом памятном матче и обеспечил свое будущее навеки. После такого подвига он, казалось, мог позволить себе все: неделю не выходить на работу, дерзить Дим Димычу, насыпать пассажирам в компот черного перца, – капитан Буров, кажется, простил бы ему все!
Ходил Борька по судну чемпионом, выгнув колесом тощую грудь, уставив веснушчатый нос в подволок. Поздравления принимал снисходительно, на товарищей смотрел сверху вниз, – до тех пор, пока не встретился как-то в нешироком коридоре с Сашей Лесковым.
– Ты что это, Боря, заболел, что ли? – прищурившись, спросил Саша.
– Нет, с чего это? Вроде здоров… – стушевался чемпион, пытаясь боком проскользнуть мимо Лескова. Но в узкие щели между широкими плечами Саши и переборками не проскользнула бы и мышь.
– Что же ты занятия по подготовке в техникум забросил, я за тебя, что ли, буду готовиться? Книгу в библиотеке когда еще взял, до сих пор прочитать не можешь? Наташа, библиотекарь, мне жаловалась…
– Некогда мне, – бормотал Борька, опуская голову и пряча свои плутовские глаза, – тренируюсь…
– Надо же, профессионал нашелся! – усмехнулся парторг. – Значит, ноги есть – ума не надо? Зайди-ка ко мне в каюту, я тебя сам проэкзаменую, а то что-то нос стал у тебя кверху задираться.
– Ой, не надо! – испугался поваренок. – Я уж лучше… на занятия пойду.
Боря тяжело вздохнул, одернул поварскую куртку, которая больше не круглилась колесом на его груди, и направился в сторону библиотеки…
И снова вечер, снова работа.
В музыкальном салоне, как и в ресторане, тоже есть капитанский стол. За этот стол к началу вечерних представлений приходят капитан и старшие офицеры. Это – традиция, дань уважения пассажирам. И капитану и офицерам все эти шоу, маскарады, шутки конферансье, одинаковые из рейса в рейс, выборы Мисс и Мистера "Садко", танцы с энергичными пассажирками, конечно же, давным-давно надоели.
Приглашение за капитанский стол – не только честь, но и повинность, от которой офицеры частенько стараются увильнуть.
Тяжелее всех Евгению – он церемониймейстер. Каждый вечер, исполняя волю капитана, он садится за телефон.
Звонит "деду":
– Федор Иваныч, в двадцать два в музыкальный салон, пожалуйста.
– Не могу, Евгеша, у меня аврал в машине, – ленивым басом отвечает главный механик и вешает трубку.
Евгеша звонит "чифу":
– Андрей, в двадцать два в музсалон, сильвупле.
– Не имею возможности, Женя, у меня плановая шлюпочная тревога, – спокойно отвечает старпом и вешает трубку.
Звонок главному помощнику:
– Борис Григорьевич, в двадцать два за капитанский стол, битте…
– С удовольствием пошел бы, но должен быть на мостике – проходим узкости, – отвечает главный.
– Какие узкости? – удивляется Евгений. – Мы же в открытом океане!
– В океане тоже бывают узкости, – многозначительно отвечает Грудинко. А в трубке уже короткие гудки.
Евгений Васильевич вытирает пот со лба и звонит главному врачу.
– Доктор, в двадцать два…
– Не могу, не могу! – перебивает доктор. – Тяжелый клинический случай, жду Василь Федотыча на консилиум. У, черт, чуть чайник не опрокинул, – ворчит доктор мимо трубки и, спохватившись, хитро советует:
– Слушай, Женя, идея: пошли-ка ты в музсалон, по правую руку от капитана, уважаемую Ларису Антонову! А то она что-то последнее время, как барыня, – от всех приемов освобождена. Как считаешь?'
– Я? А… у нее тоже… тяжелый случай – конфликтный пассажир попался. К тому же, когда она появляется на танцах, у всех пассажирок портится настроение, они ведь ревнивы, как мегеры…
– А может быть, это ты, Женя?…
– Что?
– Ревнивый Отелло…
– Тьфу! Вот уж не знал, что доктора такое ехидное племя!
– Кристи привет передай! – успел крикнуть Шевцов, прежде чем в трубке раздались частые гудки.
Обезьянка Кристи была связующим звеном между Евгением Васильевичем и Ларисой. Они оба любили поиграть с привязчивым зверьком. Капитан Буров в знак особой милости разрешил прогуливать Кристи на цепочке по открытой палубе. Гуляли они обычно втроем…
Пассажирский помощник поглаживал шелковистую шерсть Кристи, сидящей у него на коленях, и, проклиная свою повинность, думал, кому бы еще позвонить.
Директору ресторана звонить бесполезно: в 21.00, накормив пассажиров и экипаж, он кладет на телефон подушку, заводит будильник на девять утра, чтобы не проспать, и засыпает богатырским сном. Евгений Васильевич решается позвонить первому помощнику.
– Юрий Юрьевич? Пассажирский беспокоит. Не могли бы вы… в двадцать два… я вас очень…
Первый помощник, полный, добродушный украинец, сидит в каюте и задумчиво смотрит в иллюминатор. С толстого стекла иллюминатора задумчивыми глазами, разделенными прямым с горбинкой носом, на него смотрит его двойник. Они оба поправляют поредевшие на голове волосы с заметной сединой и качают головами.
Юрий Юрьевич держит в руках семейный альбом и в который раз переворачивает страницы-с грустью разглядывает фотографии внуков.
Первый помощник – это замполит капитана, комиссар теплохода. Для моряков он хранитель эталона справедливости на судне, добровольный судья малых и больших размолвок и еще – единственный на борту, кто умеет укрощать капитанский гнев.
Телефонный звонок и прочувствованный голос Евгения Васильевича привычно будят в его душе гражданский долг. Юрий Юрьевич, вздохнув, соглашается.
– Виктор Андреич? Первый… Скажите, чи у вас не найдется якой-нибудь палки або трости? Заболел? Да нет, нога что-то… Подниметесь посмотреть? Что вы! Не надо! Просто иду в музсалон. А чтобы не танцевать, поставлю возле кресла палочку. Глядишь – никто и не пригласит.
Доктор говорит в раздумье:
– Знаете, там такая старушка ходит, заядлая танцорка, и тоже с палочкой. Увидит вас – как раз и пригласит. Может, вам сразу костыли одолжить, а? Это уж с гарантией…
– Костыли? – задумывается первый. – Оно хорошо бы… А шо капитан скажет? Ладно, пойду уж так…
Капитан выслушивает доклад пассажирского помощника и в красочных выражениях приказывает отменить все авралы, тревоги, консилиумы и конфликты.
В результате в 22.00 все приглашенные собираются в вестибюле у музсалона и с кислыми лицами ждут капитана.
Капитан благодушно обводит их взглядом. Это его офицеры, его рать. Он знает, что, может быть, завтра в штормовом океане старпом по его приказу прыгнет в шлюпку, спущенную с талей и повисшую в двадцати метрах над волнами; главмех прямо в белых брюках бросится в мазут спасать свой главный двигатель, Евгений Васильевич на трех языках будет успокаивать охваченную паникой толпу пассажиров, а главный помощник по пояс в ледяной воде зацементирует пробоину…
А сегодня… пусть отдохнут немного.
После шоу начинаются танцы. К столу подбегает жгучая брюнетка и в глубоком реверансе приглашает капитана на танец. Отказаться нельзя – этикет!
Капитан Буров поднимается с дамой, на танцплощадку. Оркестр играет что-то немыслимо современное. Пассажиры всех возрастов выделывают па, в которых главное – повернуться к партнеру спиной и удариться друг о друга мягкими местами. Пылкая брюнетка пытается проделать то же самое с капитаном – на танцах нет рангов и все равны.
Роман Иванович, потеряв дар речи, кое-как защищается от ее прыти. Первый раз в жизни он растерян: не знает, какую подать команду – "Стоп, машина!", "Полный назад!", "Лево руля, держать на румбе!"?