Тут Чарльза осенило.
— А что, если попробовать дать ей червей? — сказал он.— Вдруг соблазнится, если мы найдем хороших и они будут шевелиться.
Я согласился, но мы оба не представляли, где можно достать червей в Амстердаме в четыре часа утра. Затем мы вспомнили, что голландцы, гордясь своими цветами, разбили вокруг летного поля прекрасные клумбы тюльпанов, которые были сейчас в полном цвету. Оставив Чарльза с носухой, я вышел на поле, освещенное прожекторами, и незаметно забрался на клумбу. Служители аэропорта проходили в двух шагах от меня, когда я ковырял пальцами в мягкой земле, но никто из них не обратил на меня никакого внимания. Пять минут спустя я уже был счастливым обладателем дюжины розовых извивающихся червей, которых я с триумфом принес в фойе. К нашей радости, маленькая носуха набросилась на червей с жадностью. Съев их всех, она облизнулась и совершенно явно попросила добавки. Мы еще четырежды наведывались на клумбы, прежде чем носуха насытилась. Шесть часов спустя мы передали ее Лондонскому зоопарку.
А тем временем в Джорджтауне предстояло еще многое сделать, прежде чем отправить животных через океан. Последние недели нашего путешествия были омрачены ухудшением здоровья Джека. Постепенно становилось очевидным, что он серьезно болен, и через несколько дней после нашего отлета врачи в Джорджтауне посоветовали ему по возможности скорее отправиться домой, чтобы показаться специалисту в Лондоне. На смену Джеку в Джорджтаун вылетел Джон Йеланд, куратор Орнитологического отдела Лондонского зоопарка. Он должен был помочь Тиму Вайнеллу переправить животных по морю в Лондон.
Это была хлопотная и сложная задача. Чтобы обеспечить ламантину комфортабельное путешествие, Джон и Тим устроили на одной из палуб корабля плавательный бассейн из специальной брезентовой ткани. Для удовлетворения здорового аппетита своих подопечных они доставили на борт запас провианта, содержавший три тысячи фунтов салата, сто фунтов капусты, четыреста фунтов бананов, сто шестьдесят фунтов свежей травы и сорок восемь ананасов. А чтобы животные девятнадцать дней ехали в чистоте и сытости, Тиму и Джону приходилось трудиться не покладая рук с рассвета до вечерних сумерек.
Прошло несколько недель, прежде чем я смог прийти в Зоопарк навестить наших животных. Ламантин лениво плавал в кристально чистом бассейне, сооруженном специально для него в Аквариуме. Он стал теперь таким ручным, что, когда я наклонился и поболтал в воде капустным листом, он подплыл к борту и взял его из моих рук. Птенец амазона, которого нам дали на Кукуй, был теперь в полном пере, и его трудно было узнать. Но я был уверен, что меня он не забыл: когда я заговорил с ним, он стал дергать головой вверх и вниз, точно так, как он делал это месяц назад, когда я кормил его изо рта жеваной кассавой. Колибри выглядели великолепно, мелькая и зависая среди тропических растений в специально обогреваемом помещении. Перси, дикобраза, я застал спящим. Он свернулся, выбрав укромное местечко на одной из ветвей, все с тем же кислым выражением на физиономии.
Когда я пришел к капибарам, они как раз готовились к переезду в обширный загон в Уипснейде, загородном поместье Зоопарка. Обе подружки свистели, хихикали и сосали мои пальцы с таким же задором и воодушевлением, как и на Бариме. Муравьеды процветали на диете из мясного фарша и молока, а в Отделе насекомых я обнаружил, что паук, пойманный в Аракаке, разродился через несколько дней по прибытии в Европу не одной сотней крошечных детишек, которые теперь стремительно подрастали.
Не сразу нашел я Худини, существо, которое лично мне доставило больше хлопот, чем любое другое. Когда я наконец его увидел, он, громко чавкая, жрал помои. Я перегнулся через загородку загона и несколько раз позвал его. Но Худини, что называется, не видел меня в упор.
Часть 2. В поисках дракона
Глава 1. В Индонезию
Обычно считают, и совершенно справедливо, что предприятию, достойному называться экспедицией, предшествует кропотливая многомесячная подготовка. Надо составить программу и получить всевозможные разрешения, обрасти списками, запастись визами и картами, упаковать и снабдить этикетками необъятные груды снаряжения, позаботиться обо всех видах транспорта — от грузового судна до вереницы босоногих носильщиков. Подготовка нашего путешествия в Индонезию совершенно не укладывалась в эту классическую схему, и, сказать по правде, когда мы с Чарльзом Лейгусом поднимались по трапу самолета, чтобы перенестись из Лондона в Джакарту, я испытывал некоторое беспокойство.
Ни Чарльз, ни я прежде не бывали в Юго-Восточной Азии, малайским языком не владели и никого в Индонезии не знали. К тому же за несколько недель до отъезда мы решили не везти с собой слишком много продуктов, полагая, что там, где большой экспедиции грозят продовольственные затруднения, два человека как-нибудь раздобудут себе пропитание. По той же причине мы не стали заранее беспокоиться о том, где и как нам придется ночевать в течение следующих четырех месяцев. Но в индонезийском посольстве в Лондоне мы все же побывали. Нас приняли чрезвычайно учтиво и пообещали отправить индонезийским властям письма с извещением о нашей экспедиции и просьбой о содействии. Но когда мы зашли в посольство накануне отъезда, то узнали, что письма еще не отправлены. Один из чиновников проявил находчивость и предложил исправить положение чрезвычайно простым способом: мы возьмем письма с собой и сами отправим их по прибытии в Индонезию.
Индонезия, можно сказать, нанизана на экватор. Она распростерлась на три тысячи миль от Суматры до середины Новой Гвинеи. Индонезия — это Ява, Бали, Сулавеси, большая часть Калимантана и тысячи разбросанных между ними мелких островков. От восточных границ страны до западных так же далеко, как от Тихоокеанского побережья Соединенных Штатов Америки до Атлантического. Мы собирались попутешествовать по островам, снимая не только животных, но и людей, их повседневную жизнь. Нашей конечной целью был один островок, совсем небольшой, всего двадцать две мили в длину и двенадцать в ширину, он находился почти в центре архипелага и назывался Комодо. Там мы надеялись разыскать одно из самых поразительных существ, живущих ныне на Земле,— крупнейшую в мире ящерицу.
Многие годы о загадочной рептилии ходили полные благоговейного ужаса слухи. Говорили, что у этого драконоподобного существа огромные когти, страшные зубы, покрытое броней туловище и огнедышащая пасть. Слухи питались рассказами местных рыбаков и ловцов жемчуга, которые отваживались плавать среди опасных рифов, окружавших труднодоступный и необитаемый в ту пору островок.
В 1910 году один офицер голландской колониальной пехоты предпринял экспедицию на Комодо. Он убедился, что рассказы о драконах соответствуют действительности. В качестве доказательства он привез на Яву шкуры двух застреленных им гигантских ящериц и подарил их голландскому зоологу Оуэнсу. Оуэне первым описал это необыкновенное животное, назвав его комодским вараном. У широкой публики варан получил название «дракон острова Комодо».
Следующие экспедиции установили, что комодский варан — существо плотоядное, а добыча его — олени и дикие свиньи, во множестве обитающие на острове. Конечно, варан питается падалью, но не исключено, что он способен охотиться и сам, поражая жертву ударом мощного хвоста. Таких же варанов обнаружили и на двух соседних островах: Ринджа и Флорес. Больше они нигде не встречались, что вызывало недоумение у зоологов. Варан острова Комодо почти наверняка был потомком еще более крупных доисторических ящериц, ископаемые останки которых найдены в Австралии. Самым древним из них — около шестидесяти миллионов лет. А ведь Комодо — остров вулканического происхождения и возник сравнительно недавно. Почему же драконы сохранились только там и как они туда попали? Неизвестно.
Столь же проблематичными казались и наши возможности добраться до Комодо. В Лондоне никто не мог сказать нам ничего определенного. Оставалось надеяться, что все прояснится на месте — в столице Индонезии Джакарте.