— Эта очень, очень о'кей.
Вождь согласно кивал и дружелюбно улыбался. Я пустил по кругу пачку сигарет и, выждав еще с полчаса, решил, что не проявлю бестактности, если упомяну теперь о нашей прау, сидящей на мели в нескольких километрах от деревни.
— Туан,— сказал я,— может быть, кто-нибудь из твоих людей пойдет с нами и проведет лодку через рифы?
Вождь выразил полное согласие — и кивками, и улыбкой.
— Халинг, мой сын, поможет вам.
Однако петингги, по-видимому, не считал это дело не терпящим отлагательств, и, когда появились новые чашки кофе, он сменил тему беседы.
— Я болеть,— объявил он, протягивая сильно опухшую левую руку, вымазанную какой-то белой грязью.— Я лечусь так, но не помогает.
— На прау у нас много-много хороших лекарств,— сказал я, надеясь вернуть его к нашей насущной проблеме. Он мягко кивнул и попросил разрешения взглянуть на мои часы. Я отстегнул их, вручил петингги, и тот после внимательного осмотра пустил их по кругу. Каждый из присутствующих восхищенно оглядывал часы и прикладывал их к уху.
— Очень хорошо,— сказал вождь,— мне нравится.
— Туан,— ответил я,— я не могу их отдать. Эти часы подарил мне мой отец. Но,— добавил я значительно,— на прау у нас есть подарки.
Появилась новая порция кокосовых лепешек.
— Ты делать фото? — спросил петингги.— Тут был француз. Он делать фото. Мне очень нравится.
— Ну, конечно,— ответил я,— у нас на прау есть аппарат. Вот привезем его сюда и будем делать фото.
Наконец петингги посчитал, что продолжительность нашей первой встречи вполне отвечает требованиям этикета. Беседа закончилась, и все высыпали на пляж, где петингги указал на лодку с балансиром.
— Лодка моего сына,— пояснил он и с тем удалился.
Халинг ушел сменить свой праздничный наряд на рабочий костюм. Только через два часа после нашей высадки на остров мы, наконец, столкнули лодку в воду. В поход отправилось еще шестеро желающих. Мы установили бамбуковую мачту, подняли косой парус и понеслись по волнам, подгоняемые хорошим попутным ветром.
Пока мы отсутствовали, Чарльз, как оказалось, времени даром не терял и успел заснять разнообразные виды острова. По всей носовой части прау были разложены объективы и камеры, и островитяне, оказавшись на борту, тут же принялись с восторгом хватать диковинные предметы. Мы попытались объяснить им, что, к сожалению, этого делать нельзя, но слова не возымели действия. Тогда мы поспешно упаковали свои драгоценности и убрали их в трюм. Тем временем наши гости переместились на корму. Мы застали их весело болтающими с капитаном и Хасаном. Халинг держал нашу драгоценную банку с маргарином; я хорошо помнил, что она была на три четверти полной.
Сын вождя поскреб пальцами дно банки, извлек кусочек маргарина и наложил его на свои длинные черные волосы. Я посмотрел на остальных: одни, как и Халинг, занимались своей прической, другие непринужденно облизывали пальцы. Банка была пуста. Мы лишились всех своих запасов кулинарного жира и даже не могли теперь разнообразия ради превращать рис отварной в рис обжаренный. Я чуть не разразился гневной тирадой, но вовремя понял, что это бесполезно.
Вместо меня заговорил Халинг.
— Туан,— обратился он ко мне, поглаживая волосы жирными пальцами,— а расческа у тебя есть?
Вечером прау мирно покачивалась на якоре у деревни, а мы сидели в хижине петингги и обсуждали наши дальнейшие планы. Главной темой разговора были, разумеется, вараны, или буайя,— сухопутные крокодилы, как называл их петингги. Он сказал, что буайя на острове очень много, иногда они даже заходят в деревню и роются в отбросах. На мой вопрос, нет ли в деревне человека, когда-нибудь охотившегося на варанов, старик энергично затряс головой. Буайя совсем не так хороши на вкус, как дикие свиньи, которых на острове множество, и поэтому, зачем же их убивать? И, кроме того, добавил петингги, эти звери небезопасны. Всего несколько месяцев назад один человек наткнулся на буайя в густых зарослях. Чудовище сшибло его с ног мощным ударом хвоста, потом развернулось и стало терзать несчастного. Когда беднягу нашли, он был так искалечен, что вскоре умер.
Мы спросили петингги, чем можно заманить дракона, чтобы хорошенько его поснимать. На этот счет у старика не было никаких сомнений. Буайя обладает прекрасным нюхом, сказал он, и на запах тухлого мяса придет издалека. Петингги сегодня же велит зарезать двух коз, а завтра Халинг отнесет их на другую сторону залива, где буайя обитают во множестве, и все будет в порядке.
Ночь выдалась ясной. Южный Крест сверкал над зубчатым силуэтом Комодо. Мы уютно устроились на палубе прау, только что, покончив с ужином, в котором впервые за последние шесть дней не было ни зернышка риса. Хвала Сабрану! Он сумел раздобыть в деревне две дюжины крошечных куриных яиц и приготовил роскошную яичницу, подав к ней прохладное, слегка шипучее кокосовое молоко. Мы с Чарльзом лежали на носу прау, заложив руки за голову и глядя на незнакомые созвездия. Время от времени черную бесконечность над нами прочерчивали штрихи падающих звезд, из деревни неслись над чернильной водой монотонные удары гонга. Я думал о завтрашнем дне, и образ дракона острова Комодо так волновал меня, что не давал заснуть до глубокой ночи.
Мы поднялись на рассвете и переправили в долбленке на берег все свои вещи. Я надеялся выйти пораньше, но на сборы ушло два часа: сначала Халинг сам готовился к путешествию, а потом собирал еще трех помощников. Наконец мы общими усилиями спустили на воду его лодку и загрузили ее камерами, треногами, магнитофонами, а также двумя козьими тушами, привязанными к длинной бамбуковой жерди.
Когда мы отчалили и пошли через залив, вспарывая воду бамбуковым балансиром, над коричневыми горами засияло солнце. Халинг сидел на корме, держа привязанную к прямоугольному парусу веревку и с ее помощью управляя лодкой на неверном ветру. Вскоре мы уже плыли вдоль крутых утесов. Высоко над нами, на уступе, сидел в сторожевой позе великолепный орлан, и солнце играло на его каштановом оперении.
Мы вышли на берег там, где с травянистых гор сбегала к морю густо поросшая кустарником долина, и Халинг повел нас вглубь колючих зарослей. Время от времени мы пересекали открытые участки, где росли только пальмы. Их тонкие стволы устремлялись вверх метров на пятнадцать и там выбрасывали веер перистых листьев. Попадались нам и мертвые деревья с голыми, побелевшими и растрескавшимися от зноя ветвями. Не было заметно никаких признаков жизни, если не считать стрекота насекомых да громких криков желтохохлых какаду, стайками пролетавших над нами. Мы пересекли мелкую солоноватую лагуну и, продираясь сквозь кустарник, направились к верхней части долины. Было жарко и душно. Появилась пелена низких облаков, которая не давала знойному воздуху подняться над раскаленной землей.