Между двумя рядами глубоких отпечатков лап с отчетливыми шрамами от когтей тянулась извилистая борозда — след хвоста. По всем признакам зверь, только что мелькнувший перед нами, был весьма крупным. Как ни коротко оказалось первое свидание с драконом, мы все же почувствовали чрезвычайное волнение: наконец-то своими глазами нам удалось увидеть уникальное существо, владевшее нашими мыслями на протяжении многих месяцев.
Мы не стали задерживаться возле следов и поспешили сквозь чащу к ловушке. Выйдя к высокому мертвому дереву, от которого до сухого русла было уже рукой подать, я чуть не пустился бегом, но сдержался, сообразив, что ломиться с треском через кусты было бы сейчас непростительной глупостью. Ведь как раз в этот момент дракон мог облизываться возле приманки. Я обернулся к Халингу и его людям и знаком попросил их подождать. Дальше мы пошли втроем, молча пробираясь через кусты и тщательно следя за каждым своим шагом, чтобы не хрустнуть какой-нибудь веткой. Чарльз сжимал камеру. Пронзительные крики какаду перекрывали неумолчное стрекотание насекомых. Попугаю отзывался кукарекающий голос какой-то птицы.
— Аям утан,— прошептал Сабран,— лесной петух.
Раздвинув ветки кустарника, я выглянул из чащи. Ловушка стояла в нескольких метрах от нас, и дверца была поднята. Меня охватило разочарование. Я огляделся и не увидел никаких признаков пребывания дракона. Осторожно выбрались мы на сухое русло и осмотрели ловушку. Может быть, спусковое устройство не сработало, может быть, приманку все-таки трогали, а дверь не упала? Но козлятина висела на месте, черная от мух, а на гладком песке вокруг ловушки были только наши следы.
Сабран вернулся за остальными, и они принесли всю нашу записывающую и снимающую технику. Чарльз поправил засидки, а я прошелся немного вверх по руслу, до дерева, где мы подвесили основную порцию мяса. Я ужасно обрадовался, увидев, что песок вокруг дерева сплошь изрыт: вне всякого сомнения, кто-то побывал здесь и пытался достать приманку. И немудрено — дух от этой гниющей массы был во много крат сильнее, чем запашок от одной козлиной ляжки, оставленной в ловушке. Туши почти целиком были скрыты под плотным покрывалом из прелестных оранжево-желтых бабочек, которые, трепеща крылышками, наслаждались ароматным мясным деликатесом. Не без горечи я отметил, что реальности Матери-Природы подчас расходятся с нашими романтическими представлениями о ее прелестных творениях. Самые прекрасные бабочки тропического леса вовсе не порхают в поисках столь же великолепных цветков, а льнут к падали или навозу.
Я отвязал веревку, спустил козлятину, и роскошное покрывало превратилось в дрожащее облачко, насыщенное массой гудящих мух. Нас прежде всего интересовали съемки гигантских варанов, поэтому я оттащил мясо к сухому руслу и устроил его так, чтобы оно хорошо смотрелось из наших засидок. Затем загнал глубоко в землю толстый кол и крепко привязал к нему тушу: теперь дракон не сможет утащить тушу в заросли, и ему придется пировать у нас на виду. Завершив эти приготовления, я присоединился к Чарльзу и Сабрану, которые уже устроились в засидках.
Солнце сверкало на чистом небе, посылая лучи сквозь листву и расцвечивая яркими пятнами песок сухого русла. Мы сидели в тени, но пот лил с нас так, что Чарльз, боясь залить видоискатель камеры, обвязал лоб платком. Халинг и остальные расположились позади нас и коротали время за болтовней. Кто-то из них чиркнул спичкой и закурил, другой заерзал, сел на ветку, и та хрустнула как пистолетный выстрел. Я повернулся в раздражении и приложил палец к губам, они недоуменно посмотрели на меня, но умолкли. Я снова нетерпеливо припал к амбразуре своего укрытия, но в тот же момент разговоры позади возобновились. Опять пришлось отрываться.
— Шуметь плохо. Идите обратно к лодке. Мы придем к вам, когда кончим свое дело,— зашипел я сердито.
Они поднялись со слегка обиженным видом и исчезли в кустах. Стало тихо, лишь где-то в отдалении кукарекал лесной петух, да несколько раз по тоннелю вдоль русла стремительно пролетела яркая разноцветная горлица. Мы ждали, боясь шевельнуться. Все было наготове: камера с полной заправкой, запасные кассеты с пленкой и целый арсенал сменных объективов.
Через четверть часа, не в силах больше переносить напряженную ломоту в суставах, я бесшумно переместил свой вес на руки и вытянул ноги. Рядом со мной согнулся у камеры Чарльз, чуть выставив сквозь пальмовые листья длинный черный объектив. Сабран застыл на корточках. Здесь, в пятнадцати метрах от приманки, над всем разнообразием тропических запахов преобладал густой смрад тухлятины.
Так в полном молчании мы просидели более получаса. Вдруг сзади послышалось какое-то шуршание. «Парням наскучило ждать»,— подумал я с раздражением и медленно, стараясь не шуметь, стал поворачиваться, чтобы призвать их к терпению и отправить обратно. Чарльз и Сабран не сводили глаз с приманки. Я уже почти повернулся, когда обнаружил, что звук исходит не от людей. Прямо передо мной, метрах в четырех, стоял дракон.
Он был огромен — не меньше трех метров от краешка узкой морды до кончика гребенчатого хвоста — и стоял так близко, что я различал каждую блестящую чешуйку на его темной коже. Казалось, она была ему велика и свисала по бокам длинными горизонтальными складками, а вокруг мощной шеи вздувалась и морщилась. Кривые лапы поддерживали над землей грузное туловище, голова была угрожающе поднята. Жесткая, чуть изогнутая кверху линия рта застыла в дьявольской усмешке, дракон резкими и частыми бросками посылал вперед раздвоенную желтовато-розовую плеть огромного языка. Между нами и чудовищем не было ничего, кроме нескольких крохотных зеленых ростков, пробившихся сквозь устилавшие землю листья. Я толкнул Чарльза. Он обернулся, увидел дракона и в свою очередь толкнул Сабрана. Втроем мы уставились на монстра, и он ответил нам немигающим взглядом.
У меня мелькнула мысль, что дракон не сможет немедленно пустить в дело самое страшное свое оружие — хвост, ибо для этого ему надо сменить позицию. Далее, если он пойдет в атаку, то у нас с Сабраном дело обстоит не так уж безнадежно: деревья рядом. Я не сомневался, что сумею вскарабкаться наверх на предельной скорости. А вот Чарльзу, сидевшему между нами, придется хуже.
Дракон стоял неподвижно, будто отлитый из бронзы, и только его длинный язык непрестанно мелькал перед мордой.
Так продолжалось с минуту. Потом раздался тихий смех Чарльза.
— Слушайте,— зашептал он, не отрывая взгляда от чудовища,— этот зверь, наверное, стоит тут уже минут десять и смотрит на нас так же внимательно, как мы — на приманку.
Дракон испустил тяжкий вздох и расслабился: медленно подогнул лапы и опустил свое громадное тело на землю.
— Он кажется мне весьма любезным,— прошептал я Чарльзу.— Почему бы не сделать его портрет прямо тут?
— Не пойдет: у меня на камере телевик, с такого расстояния получится не портрет, а одна правая ноздря.
— Слушай, была не была, давай рискнем и сменим объектив.
Как в замедленном фильме, Чарльз протянул руку к кофру, вытащил короткий широкоугольный объектив и привинтил его куда надо. Затем развернул камеру, тщательно прицелился в голову дракона и нажал на спуск.
Тихое жужжание показалось мне оглушительным, но на дракона это не произвело никакого впечатления. Он продолжал властно смотреть на нас своим немигающим черным глазом. Дракон словно сознавал свое могущество и, будучи царем зверей острова Комодо, никого не боялся. Желтая бабочка уселась царю прямо на нос, но он не отреагировал. Чарльз нажал кнопку и запечатлел, как бабочка вспорхнула и, сделав круг, опять устроилась на драконьем носу.
— По-моему,— пробормотал я, осмелев,— это уже немного глупо и даже не смешно. Он что, не понимает, для чего мы соорудили тут свои засидки?
Сабран тихо засмеялся.
— Эта очень-очень о'кей, туан.
Волны смрада от козлятины шли к нам одна за другой, и я вдруг сообразил, что мы сидим как раз по прямой между драконом и приманившей его сюда тухлятиной, причем ветер дует в нашу сторону.