— Ты будешь что-нибудь?
— Нет, ничего не хочу, — ответила она и грустно улыбнулась.
— Подождешь меня? Я заказал себе чай, не думал что ты так быстро вернешься.
Ира не ответила, она мельком взглянула на мужчину за соседним столиком. Его лицо показалось ей знакомым.
«Где я его могла видеть?»
Седоватый мужчина, лет сорока, с аккуратной короткой стрижкой, ровной осанкой. Она незаметно осмотрела его с головы до ног. Тонкий и легкий серый свитер, идеально отглаженные темные брюки в крупную клеточку, начищенные до блеска ботинки. Незнакомец вдруг обернулся, видимо высматривая кого-то у нее за спиной. Ира успела вовремя отвести взгляд и он не заметил того, что она его пристально изучала.
«Точно! Я его где-то видела».
— Ром, смотри какие очки я себе подобрала, — Ира достала из сумочки аккуратные солнцезащитные очки с полупрозрачными бирюзовыми стеклами. Она оторвала с них бирку и примерила их.
— Мне идут? — спросила она Рому, а сама, скрывая взгляд за стеклами очков, покосилась на незнакомца.
— Тебе все идет, — ответил Рома и обернулся высматривая официанта.
Незнакомец тем временем сидел за своим столом в пол оборота к ним и что-то листал в своем зухе.
— Ваш чай, — молоденький официант неожиданно появился откуда-то из-за спины Романа. Ира невольно вздрогнула, но Рома этого не заметил.
Официант аккуратно поставил чашку на стол и направился к столику, за которым сидел незнакомец. Ира не сводила глаз с этого незнакомца, перебирая в памяти лица и мимолетные встречи. Она пыталась вспомнить, где же она его видела. Официант наклонился к незнакомцу и о чем-то негромко спросил его.
— Да, конечно, — ответил незнакомец официанту, — Спасибо!
Официант прихватил пустую чашечку со стола незнакомца и быстро ушел.
«Вспомнила!» — мысль молнией пронеслась у нее в голове, подняв из глубины памяти давно забытые дни.
«Спасибо, девчонки!» — звучали в голове слова. Когда это было? Полтора года назад или два? Они с Ромой тогда еще не были знакомы и этот седой не по годам мужчина вызвал тогда у нее неподдельный интерес. Как он тогда ее очаровал. Он был не такой как все, он был какой-то необычный, завораживающий, фантастический.
Она вспомнила тот день когда к ним в отделение поднялся новый пациент. Строгая осанка, уверенные четкие шаги. Когда он вошел в процедурную на перевязку в первый раз, и обойдя операционную кушетку с ее стороны, она сорвалась на него:
— Что вас всех тянет с этой стороны заходить?
Настроение с самого утра испортила заведующая отделением.
— Извините, — ответил он и обошел кушетку.
— Раздевайтесь. Ложитесь, — уже сдержанней сказала она.
Он морщась от боли стащил с себя майку. Ира взглянула на загорелое спортивное тело, жилистые руки и едва заметные кубики пресса. Он лег на живот. Огромные, глубокие, ровные полосы шрамов проходили поперек всей спины и по тыльной стороне обеих рук. Шрамы сверху, возле шеи, немного подсохли, а вот на пояснице воспалились и начали гноиться.
— Приспустите штаны, — она тогда смотрела на него впервые, еще равнодушно. Пациент, как пациент. Он послушно приподнялся и сдвинул спортивные брюки чуть ниже. Шрамы заканчивались на пояснице. Она начала свою работу.
Младшая медсестра, молоденькая девчонка, Вика, старательно выполняла все ее указания. Вдвоем они довольно быстро управились в тот раз. Пока Вика набирала бинты для перевязки, Ира еще раз осмотрела спину пациента. Такие шрамы она видела впервые. Чем так можно было изрезаться, даже предположить сложно. Очень глубокие и ровные полосы срезанной кожи. Разной ширины, словно штрих код во всю спину. Она вспомнила, как однажды попросила Ларису распечатать его личные данные с медкарты. Лара тогда пришла к ней и смеясь рассказала:
— У твоего Полосатика даже медкарта вся полосатая, принтер никак не хочет ее нормально распечатать. Сколько раз пробовала, полосит печать так, что ничего не прочитаешь. И картридж вроде новый стоит. Все остальное нормально печатает, а его медкарту не хочет.
А как же его звали? Совсем не помню. Ни имени, ни фамилии. Так мы все его и звали тогда за глаза — Полосатик. Когда он уходил с первой перевязки, то обернулся к нам, уставшим и измотанным за смену медсестрам, улыбнулся и сказал: «Спасибо, девчонки!»
«Да! Просто, спасибо, девчонки». И каждый раз приходя на перевязку, он обнимал кушетку крепкими руками. От дикой боли сжимал это кушетку так, что у нее трещал металлический каркас. Он тихо рычал сквозь сжатые зубы, пока мы осторожно прочищали глубокие раны. Но выходя из процедурной он всегда говорил: «Спасибо, девчонки!» А мы, привыкшие к вечному брюзжанию некоторых несносных пациентов, мату от боли в наш адрес, нытью и истошным крикам, буквально таяли от этих простых слов.