В большом томе старой детской энциклопедии, понятно откуда переселившемся на полку, обвожу контуры нагана и бутылька. Затем с помощью металлической линейки и сапожного ножа вырезаю углубления. Том безвозвратно испорчен, зато тайник готов. Ко мне родители почти не заходят и мои книги им не нужны. Наган с чекушкой закладываю в энциклопедию, книгу ставлю на полку, порезанные страницы кидаю в печь, мама как раз еду разогревает. Записная книжка ложится под матрас. Вроде прибрал вещи.
Первый день новой жизни провёл не зря, возможно даже с пользой. Во всяком случае историю мира чуток изменил, один человек не умер.
Здесь мне с детства знаком,
Вкус просоленных дней,
И душою влеком,
Я к Камчатке моей...
Опять запели, значит наши уже собрались. Пора и мне за стол. Сегодня разойдутся рано, ведь завтра рабочий день, а у меня первый раз за пятьдесят лет школа. Посижу чуток, поем вкусненького, песни послушаю, потом пойду уроки делать. Опять же, надо много о чём подумать, многое вспомнить... Планы на ближайшее будущее составить.
24.04.72
Здравствуй, школа! Я опять иду в 8-ой класс. Нас там учится 18 человек. В 9-ом будет ещё меньше, многие уедут в ПТУ и техникумы. Мальчишки одеты в темно-серую школьную форму. У девчонок темно-коричневые платья, чёрные фартуки, тёмные ленты в косах и белые, кружевные воротнички. Почти все девочки с косичками, а мальчики чаще подстрижены под полубокс. Однако некоторые парни до последней возможности, стараются отрастить длинные патлы "под битлов", но учителя ругаются и заставляют стричься.
В школе много националов, коряков, корейцев и даже китайцев. У нас учится множество Кимов, Ли, Паков и Юн, а самые популярные имена Николай и Маша, их особенно любят коряки. Школьные корейцы потомки эвакуированных в СССР от ужасов Корейской войны. Она закончилась в 1953, а уехавшие никак вернуться не могут. Точнее, не хотят, хотя паспорта КНДР имеют. Молодёжь старается сочетаться браком с советскими и сразу сменить подданство.
Программа чуть отличается от материка, мы учим родной язык. Родной, в нашем случае корякский, даже если в классе всего четыре коряка, да и те лишь наполовину. Коряков на Земле осталось меньше десяти тысяч человек, зато диалектов аж одиннадцать. Какой именно изучаем мы, школьникам не ведомо, до 30-х годов и письменности-то не было. Зачем учим тоже непонятно, ведь коряки неплохо знают русский. Однако при СССР требовали не дать угаснуть малым народом, выделяли им разные льготы. Только после распада Союза стали экономить и забили на такие излишества.
В классной комнате три ряда по три парты. Сижу в углу на последней, со мной Лиана, Ли Аня, симпатичная девчонка. Её родители настоящие китайцы, бежали в СССР от культурной революции. Девочка выросла в Союзе и говорит без акцента. Помню, после 10 класса она собиралась во Владивосток, больше про неё не слышал. Передо мной сидят Ким Коля и Лукина Ира. Колька не пойдёт в 9-й класс, поступит на работу в СМУ, через год сопьётся, а через два пропадёт из посёлка. С Иркой у нас была взаимная симпатия, но ни она, ни я вовремя в ней не признались. Лет через двадцать случайно встретились в Москве, тогда оно и выяснилось.
Мои приятели Колька Попов, Юрка Семенюк и Женька Соколов. Семя везде ходит в чёрной пилотке с белым кантом, как у подводников. Его мечта подводный флот. Поступит в Ленинградское высшее военно-морское училище подводного плавания, но на третьем курсе залетит по-крупному в самоволке. Отслужит матросом и пойдёт работать на БМРТ, большой морозильный рыболовный траулер. Попик потерялся сразу после окончания школы, но лет через десять вернулся в посёлок и работал там, пока цунами не смыло дома. Это его фото были в ЖЖ. Сокол жить будет в Подмосковье, дружить с ним получится долго, но расстанемся в 90-х весьма погано. Есть у меня и недруг, Пак Юра, которому я не понравился с первого дня знакомства. Почему? Думаю, сам не знает. Может завидует хорошим отметкам? Обидные прозвища именно он придумывает. На первомайских праздниках, на танцах в клубе, Юрка из-за чего-то поругается с приятелем, тот по пьяни насмерть пырнёт его ножом, за что надолго сядет.
Соня Перельштейн подошла, сразу как меня увидела. Её отец велел передать, что после уроков Пётр Петрович попросил навестить его в больнице. По поселковым меркам Марк Аркадьевич, Сонин папа, большой человек. Директор поселкового потребкооператива, при котором есть магазин для промысловиков с дефицитными товарами. Раз зовут, обязательно надо будет зайти. Заодно узнаю, куда девать вещи, отданные на хранение. Уж больно рискованно с ними, вдруг милиция нагрянет. Человека подводить не хочется, но и с ментами тереть тоже совсем не улыбается.
- Лёха, ты домашку по английскому сделал? - теребит меня Семя. - А то могу дать, я у Соньки списал. Пока будешь переписывать, могу твою математику тоже... того...
- Сенькою Веру уел, - благодарю за щедрое предложение, - сам перевёл. Там всего то два абзаца. Мать-и-Матику скатать не успеешь, скоро звонок.
- Я сам вчера бы написал, - вздохнул приятель, - но мы с Витьком на рыбалку ходили.
- И как?
- Полмешка одной наваги и штук двадцать корюшки. Я бы больше наловил, но Витька сказал "на праздники хватит". Давай с тобой на выходных половим?
- Куда столько рыбы? У вас в сарае кубометр наморожен! А скоро тепло будет, она стухнет.
- Не стухнет! Мы с тобой можем льда нарубить с припая. В сарай натаскаем, до августа рыбёшка долежит.
- Ага! А летом рыбу ловить не будем? Сам же потянешь. Я пас!
Юрка был страстным рыболовом, а я и раньше не любил сидеть на льду с дёргалкой, а уж сейчас тем более.
Закончить разговор не успели, в класс вошёл Игорь Николаевич, математик и учитель физики, в одном лице. Следующие часы я вспоминал, что значит быть учеником. Ни память школьника, ни воспоминания старика не смогли сделать меня гением. Даже чтобы держаться прежнего уровня, пришлось изрядно постараться. С математикой у меня всегда было хорошо, первый урок отсидел спокойно. Русский проскочил на общей эрудиции, правила давно и окончательно забыл, а скорее всего просто не учил, в лучшем случае "читал", однако в прошлой жизни писать пришлось много. Не беллетристику, техническую документацию, но грамотность кое-какую наработать смог. Хотя учебник, чувствую, почитать придётся.
От физкультуры освобождён с первого класса. Как обычно, пока одноклассники бегали-прыгали по залу, сидел в раздевалке и делал домашку на завтра. Пусть физически я слабоват, однако уже почти год, прочитав статью в журнале, увлекаюсь йогой. В прошлой жизни занимался ею до отъезда в Москву, заодно "позой змеи" полностью выправил себе сколиоз.
В институте ребята, под впечатлением японского фильма "Гений Дзюдо", организовали секцию карате. Два занятия каждую неделю, преподаватель с черным поясом. Какой сенсей без чёрного пояса? Вроде как ширинка с оторванной пуговицей. Цена вопроса, пять рублей в месяц, с учётом стипендии в сороковник, или даже повышенной в 46 рублей, была великовата для студентов. Тем более количество учеников не должно было опускаться ниже десяти человек, иначе инструктору финансово не интересно нас учить. Словом, когда однокурсники узнали, что я со школы "совсем йок", а значит почти готовый боец, затянули в секцию. У жулика прозанимался лишь первые пять рублей, затем сбежал, сославшись на недостаток финансов. На самом деле причина была другая, меня свели с синологом, довольно долго жившим в Китае. Он и открыл для меня прелесть ушу. Ничего боевого, только оздоровительные и медитативные практики. Группа шесть человек, те же два раза в неделю, но платили три рубля за занятие на всех, скидываясь лишь на аренду зала. Причём, учитель скидывался вместе с нами. От него я и заразился китайским языком.