— Будет, не волнуйтесь.
— Ты просто чудо, шеф! Обожаю гульнуть на дармовщинку.
Оба старика тоже искренне обрадовались. Даже принесли табуретку, чтобы я сел и рассказал все по порядку. Какую квартиру получил, где. Не хотели верить, что я ее и в глаза не видел. И что мне все равно, где бы она ни была. Впрочем, я хорошо сознавал: все эти рукопожатия и поздравления адресованы не новому бригадиру, а прежнему коллеге, Богару, их товарищу. А если бы я и не понимал этого, то очень быстро дошел бы. Рагашич тоже протянул мне руку:
— Богар, так ты из-за этого согласился?
— Хочешь знать правду?
— Да.
— Из-за этого.
— Дурак был бы, если бы отказался. Но и теперь не жди, что я буду вилять перед тобой хвостом.
Как же глубоко сидят в нем зависть и тщеславие! И не только в одном Рагашиче.
На глазах у бригады я поспешно принялся за работу, стараясь изо всех сил, до дневной нормы было еще далековато. Но работая, я замечал, ребята перешептываются, явно сплетничают обо мне. Они сразу же умолкли, стоило мне оказаться поблизости. Неужели меня ждет участь Мадараша?
Так до конца смены я чувствовал попеременно то радость, то огорчение, то злость. Но радость все же перекрывала. И поэтому работа спорилась, не давая разыграться эмоциям. Я едва дождался конца смены. Ах, если бы я мог оставить на заводе свои заботы, огорчения, свое желание поладить с бригадой, доказать, что я всерьез хочу создать настоящий крепкий коллектив единомышленников. Закрыть бы это все в шкафчик, который стоит в раздевалке. Грустные мысли не покидали меня. Огромным усилием мне удавалось загонять их в дальний угол моего сознания, но они все равно мешали моему счастью.
Вернувшись домой, я схватил Орши в охапку и стал кружить, поставив на пол только тогда, когда она начала всерьез возмущаться.
— Побыстрее собирайтесь и пойдем смотреть чудо.
— И шагу не сделаю, пока не скажешь, в чем дело.
— Быстро отвечай, чего хочешь больше: ругаться или любить?
— Любить!
— Тогда ни о чем не спрашивай, потому что чудо исчезнет! Сейчас важно успеть, все зависит от этого.
— Ты заболел, Пишта?
— Заболел и не собираюсь выздоравливать, вот так!
Пока она одевала обоих шалунов, я быстро запихнул в чемодан несколько попавшихся под руку вещей и вызвал такси. А в сумку незаметно спрятал секретную металлическую копилку.
— Ну, семейство, вперед, быстрее! — и прихватил под мышку маленькую табуретку.
Здесь Орши всерьез изумилась:
— Зачем тебе табуретка?
— Мы отправляемся в пустоту, где даже не на чем будет присесть.
Я видел, что она начинает волноваться. На протяжении всего пути Орши внимательно всматривалась в мое лицо, пытаясь угадать, не сошел ли я и впрямь с ума. Пожалуй, я действительно слегка свихнулся… Второй этаж, третья квартира. Я втолкнул туда свое семейство. Затем протиснулся вперед, уселся на пол на самой середине квартиры и начал смеяться. Орши с детьми стояла в дверях, и я видел, она всерьез за меня боится.
— Что с тобой стряслось?
— Я стал квартировладельцем!!
Все наши вещи, находившиеся в комнатушке, которую мы снимали у старой Бачко, спокойно уместились в грузовом такси. Я как раз нес вниз книги, когда, наконец, появилась и она сама. До сих пор ее мучило любопытство, а сейчас уже появилось раздражение.
— Так нельзя! Если вы хотите съехать, нужно объявить об этом заранее, господин Богар!
Пока я таскал оставшиеся книги, она сновала за мной и все твердила текст договора.
Готово. Я оглядел наше сразу опустевшее, утратившее тепло насиженного места жилье. Потом закрыл дверь. Ключ сунул в карман. Мне пришла в голову идея немного наказать расквасившуюся старую деву:
— Госпожа Бачко! Квартплата уплачена, не так ли?
— И все равно нельзя съезжать без предварительного уведомления.
— Так это не переезд, мадам!
— Не говорите, господин Богар! Вы хотите смыться отсюда. Без лишних слов.
— Я же вам говорю. Это не переезд, а освобождение. Свобода, прекрасная свобода!
Ключ я ей не вернул. На заводе много людей, которым позарез нужно жилье. Надо порасспрашивать ребят, найти себе преемника. Тогда и сообщить старой развалине, что отныне она мне нужна, как рыбе зонтик.
В новой квартире было где развернуться. И еще как. Вещи наши висели во встроенном шкафу, а вся прочая недвижимость спокойно уместилась в единственном ящике в углу большой комнаты, посуда, немного продуктов на кухне и две детские кроватки в маленькой комнате. И больше ничего. Вся остальная квартира — как просторный луг. Как же хорошо было нам вертеться, играть в прятки и смеяться. Голые стены отражали наш смех и возгласы.