— Без врачей одно желание мало значит, отец, — попытался я трезво оценить положение. — От твердости духа ладонь у Виолы прежней все равно не станет.
— Эх, что ты обо всем этом можешь знать?! Я тебе точно говорю, парень, что ладонь — дело второе. Главное, чтобы у горемыки Якоба вера в собственные силы не ослабла. Твердость духа не нарушилась бы. Всем у человека душа заправляет, и ладонью тоже.
— Верно, — поддакнул папаша Таймел, словно хотел сказать «аминь».
— Представим себе, прошу покорно, нынешнее человечество. Мы ведь силу большую взяли. Ракеты там разные, атом, умные машины, механизмы, хитрые штуковины: колесики там, шестеренки. Но человек-то каким был, таким остался, прошу покорно. Все одно не знает, что с ним завтра произойдет. Знаете вы это или нет?
— Может, я завтра в кого втюрюсь? — заржал Марци Сюч.
— А может, богу душу отдашь! — мрачно оборвал его папаша Таймел.
— Еще неизвестно, отец, хорошо ли было бы, если бы мы могли в завтра заглядывать, — не согласился я.
— А я вот считаю, что хорошо, — упрямо заявил не на шутку рассердившийся старик. — Это здорово: знать, что́ с нами будет!
— А по-моему, было бы хуже. К примеру, я знаю, что завтра себе шею сверну. Ну и что? Я же ничего изменить-то не смогу, время-то мне не опередить, чтобы помешать этому.
— Ты просто-напросто не пойдешь туда; где тебе грозит опасность. Вот о чем речь идет.
— Предсказания будущего — полнейшая глупость, — пренебрежительно махнул рукой Рагашич.
Однако старик Лазар продолжал парить на крыльях своей необузданной фантазии.
— Вовсе не глупость, прошу покорно. Было бы просто замечательно заглядывать в будущее или возвращаться в прошлое. Ты только представь себе такую возможность.
— Ты, видно, папаша, последнее время слишком подолгу у телевизора сидишь и слегка переутомился. Здоровье побереги.
— Я вам серьезно говорю, прошу покорно. Если бы я мог в прошлое возвращаться, то сейчас же туда отправился бы и исправил все, что когда-то напортачил! — Лазар пришел в неописуемое возбуждение и даже подпрыгивал на месте. — У меня бы голова за свои ошибки не болела. И у тебя тоже.
— Ну перестань, старче! И без тебя тошно! — взмолился Рагашич. — Конечно, клево было бы, если бы Виола мог вернуться в прошлое и за минуту до несчастного случая остановить пилу. И расхохотаться до упаду над всеми. Это было бы просто классно. Но это все сказочки, старик, — с этими словами он притянул Фако к себе и усадил рядом на скамью. — Ты папаша, не понимаешь разницы между желаемым и действительным. Глупые мечты — самая большая глупость на белом свете.
В этот момент на ступенях появился Канижаи. Вид у него был весьма озабоченный.
— Руку ему спасут и те два пальца — тоже. Но работать этой рукой, как прежде, он все равно не сможет.
— И не должен будет! — прокричал в ответ старик Фако. — Мы вместо него поработаем. Разделим между собой его долю работы. Каждый из нас станет делать чуть больше, чем обычно, вот и все. А Якоб будет подносить инструмент, помогать, держать, дирижировать краном. Ну, всякое такое. Не знаю, еще что-нибудь найдется. Продукции прежней будем выпускать столько же, ну и деньжат будем получать не меньше. Шесть человек и за седьмого смогут вкалывать. Правду я говорю? Надо ему сказать, чтобы он не переживал, не убивался зря!
— До этого еще очень далеко, Фако. Руку по частям будут оперировать. Трансплантации будут делать, хрящики, косточки заменять. И еще лечебной гимнастикой с ним заниматься, укреплять ладонь и кисть.
Мы приумолкли, а Канижаи продолжал:
— А пока главное, чтобы удалось компенсацию пробить. Разницу между его среднесдельной и деньгами, которые Виоле полагаются по больничному. Я добьюсь, чтобы он ее получал.
— Но рано или поздно его выпишут.
— Ему инвалидность дадут. Плюс компенсация, о которой я говорю.
— Это точно?
— Пока идет расследование, подождать придется. Но я себя не пожалею, а добьюсь для несчастного Якоба всего, что только можно.
Яна Шейем слушал батю, стоя на ступеньках лестницы, ведущей к главному входу больницы.
— Но какой ценой, батя? Ты ради Якоба хочешь пожертвовать собой?! Им нужен козел отпущения, виновник случившегося. Кто-то обязательно должен понести наказание. А компенсация для Виолы уже потом.
— Ну и что? Получу выговор? Еще один. Все равно компенсация для Якоба важнее. К тому же, если положить на весы мои прегрешения и мои заслуги перед заводом за двадцать семь лет работы, думаю, они все-таки перевесят.
— И все равно, батя, эта история большую шумиху вызовет.