— Войте ветры, грохочи ты без умолку, грозный Тор! Старый викинг не раз лицом к лицу, грудь с грудью встречался с вами! — воскликнул он наконец. — Знаю я вас, много, много я видел вас на своём веку, и не на такой жалкой лужице, а в грозном, могучем море. Сколько я раз с моими викингами ходил в набеги, — знает про то меч норманнский и далёкая Британия... Короли франков дрожат перед нами... Нет никого равного по силе и храбрости сынам светлого Одина. Сама смерть для них не страшна. Ждёт их светлая Вальгалла, убежище храбрых...
Старик скрестил могучие руки, поник головою на грудь и, глядя на разбушевавшееся озеро, снова заговорил сам с собой:
— Думал ли старый Рулав, что ему, храброму витязю, придётся на склоне своих дней скрываться в земле этих трусливых — шума битвы не слыхавших народцев, знающих не меч, а песни? Видно, недостоин я светлой Вальгаллы, видно, прогневал Одина... Но нет, я спас свою жизнь не для того, чтобы умереть здесь, в этой лесной глуши! Нет, старый Рулав услышит ещё шум кровавой битвы, услышит победный крик товарищей, много ещё врагов уложит его секира, надо только выбраться из этих проклятых лесов. Но как выбраться? Одному? Да и пока доберусь я до родимых фиордов, много раз меня убить могут, остаётся только ждать счастливого случая...
Старый норманн погрузился в глубокую думу.
Вдруг он приподнял голову, весь выпрямился и напряжённо устремил свой взор на озеро.
Отчаянный человеческий крик, смешавшись с рёвом бури, дико прозвучал и тотчас же замолк, заглушённый воем ветра.
Рулав отскочил назад и скрылся в чаще прибрежного кустарника.
Прошло немного времени; норманн, не покидая своего поста, продолжал следить за озером. С шумом обрушился и расхлестнулся по прибрежному песку один, другой, третий вал, рассыпался и откатил назад, оставив на отмели два человеческих тела.
«Э-э, да я, кажется, знаю этих молодчиков, — подумал Рулав. — Этот высокий, чёрный, кажется, сын родового старейшины, Вадим, а другой, который его, как милого друга, в своих могучих объятиях держит, — Святогор с Варяжки. Так и есть. Как он попал сюда?»
Снова налетел вал и обдал обоих молодых людей, лежавших на отмели, своими брызгами.
«Живы они или нет? — думал Рулав. — Жаль и того, и другого, оба молодцы, особенно этот — Святогор. Он мне давно уже нравился, этот мальчик... Будь он в наших дружинах, давно бы уже близким лицом к хёвдингу стал, а здесь что он? Все на него смотрят с пренебрежением. Варяг он и только».
Рулав вышел из своей засады и, осторожно ступая по мокрому песку, подошёл к лежавшим без движения юношам.
— Вот как схватились, — бормотал он. — Святогор этого княжича держит так, что и живому не удержать... Вот молодец!
Налетевший пенистый вал заставил старого норманна несколько отступить назад.
— Что же с ними делать? — рассуждал Рулав. — Опять в озеро спустить, что ли? Ведь если здесь их тела найдут, то и до моего шалаша доберутся... Мне тогда не сдобровать. Ищут эти проклятые жрецы меня. Жизнь им моя понадобилась. Вот какие. Старого норманна в жертву Перуну принести хотели, да нет, не из тех я, так я в руки не дамся. Родился свободным и в Вальгаллу не рабом войду!
Говоря это, Рулав не спускал глаз с юношей. Он попеременно, как бы сравнивая их, взглядывал то на одного, то на другого. На Святогоре глаза его останавливались чаще, чем на Вадиме. Старика привлекали могучие формы юноши, державшего в крепких объятиях своего товарища по несчастью...
— Ну, довольно, однако, — воскликнул Рулав. — Ступайте, откуда пришли, пусть вас Ильмень вынесет в другое место, где найдут вас ваши родичи, а здесь вы только мне мешаете.
Он поднял было тело Святогора, но в то же мгновение опустил его на песок.
Из крепко сжатых губ юноши вырвался слабый стон, ресницы зашевелились, губы задёргались нервно.
— Жив, — проговорил норманн, — он жив... Нет, не решусь я в таком положении поднять руку на слабого, беззащитного. Норманны с беззащитными не воюют. Но как же быть? Оставить их тут — тогда их захлестнёт волна. Разве оттащить их подальше? А что, как вдруг они очнутся? Ведь они могут выдать меня? Ну да будь, что будет... Из-за Вадима я стараться не стал бы. Знаю я их, этих старейшинских сыновей. Если бы он один был, не задумался бы я его назад в озеро спустить, а Святогора жалко. Ради него только и оттащу их, а там пусть что угодно с ними случится.
Рулав, напрягая все силы, отволок по отмели тела обоих юношей и положил их на такое место, куда не достигал прибой. Потом он, ещё раз взглянув на Святогора, поспешно скрылся в гуще кустарника.
20. Милость неведомого Бога