Просите и дастся вам.
азразившаяся внезапно буря так же внезапно и стихла. Ветер перестал завывать, разорванные тучи быстро уплыли вдаль, выглянуло солнышко и залило ярким, весёлым светом и успокоившееся озеро, и прибрежный кустарник заповеданной рощи.
Роща в мгновенье вся оживилась и наполнилась массою звуков. Затрещали в воздухе стрекозы, защебетали выпорхнувшие из густой листвы птички, дятел принялся за свою бесконечную работу, словом, всё как будто воскресло, ожило. Только два тела, которые Рулав оттащил в кустарник, по-прежнему были неподвижны...
Уж не ошибся ли старый норманн, заметив признаки жизни в Святогоре? Может быть, огляделись его старые очи? Не ослышался ли он, приняв слабое завывание ветра за стон, вырвавшийся из груди юноши?..
Нет, не ошибся он... Ни очи, ни слух не изменили ещё старику.
Всем телом вздрогнул вдруг Святогор и открыл глаза... Первые мгновенья юноша не мог даже сообразить: где он находится, жив ли он или на другой замогильный мир смотрят его очи?.. Как странно кружится у него голова, какая тяжесть чувствуется во всём теле... Нет, он жив! Кругом всё знакомые места — вот плещет Ильмень в своих низких берегах, вот и чайки носятся над его успокоившейся поверхностью.
Жив, слава Перуну!
Взор Святогора остановился на безжизненном теле его товарища. Новая забота! Старейшинский сын доверился ему, не побоялся вместе с ним пуститься в челноке по бурному озеру, и вдруг теперь он мёртв... Что скажет его род? Что скажет старик-отец Вадима, Любуша, наконец?.. Никто из них не поверит, что Святогор сделал всё, что мог, только бы спасти Вадима от неминучей смерти. Погибая сам в волнах разбушевавшегося Ильменя, он, захлёбываясь мутной, грязной водой, нырнул вслед за опускавшимся на дно Вадимом, поймал его, лишившегося уже чувств, крепко-крепко схватил и не выпустил из своих могучих объятий даже тогда, когда и сам потерял сознание...
Никто не поверит этому... Вот он — труп Вадима.
Но, может быть, он ещё жив? Может быть, и он только потерял сознание и ещё можно его вернуть к жизни?..
Эта мысль озарила Святогора, придала ему силы и заставила забыть свою собственную слабость. Он быстро вскочил на ноги, наклонился над Вадимом и, поспешно разорвав одежду на груди, приник ухом к сердцу. Прошло несколько томительных минут. Как ни чуток был Святогор, как ни привык он различать каждый шорох, биения сердца всё-таки не было слышно.
Он уже стал терять надежду...
Что про него подумают, что скажут про него, когда он вернётся один и передаст в род Володиславов страшную весть о гибели единственного сына родового старейшины? Как будет убиваться его старуха-мать!
Да и никто не поверит, что он, спасшись сам, не смог спасти товарища, которого сам же вызвался перевезти через озеро...
Не поверят, скажут, что бросил Святогор Вадима на погибель.
Он ли ещё не старался?
Ведь он вплоть до последней минуты не выпускал его. Только уже на суше разжались его руки. Но поверит ли этому кто?
Любуша, может быть, и поверит. Она знает, что её Святогор не в состоянии бросить погибающего. Лучше сам погибнет, а доверившегося ему спасёт...
Не даром уже Святогор раскаивался даже, что помышлял уйти с норманнами за море. Оно, пожалуй, и теперь не поздно, Фарлаф опять почему-то отъезд свой отложил. Только теперь Святогор окончательно решил: не уйдёт он за море, не оставит милой Любуши.
Что там за морем? В разговоре с возлюбленной он теперь и о своих друзьях норманнах забывал... Чего там, в самом деле, в далёкой чужой стороне за морем счастья неведомого искать, когда оно своё тут, в родимых местах — совсем близко — находится...
Только вот как же теперь?
Неужели на всю свою жизнь оставаться опозоренным?
И как он решился, зная седой, грозный Ильмень, пуститься по нему перед самой бурей?..
Святогор с тоской взглянул на распростёртое тело старейшинского сына. Он уже не сомневался, что Вадим мёртв, и, придя к этому убеждению, в первый раз огляделся вокруг.
Где это он?
Да никак он в заповеданной роще, в роще, посвящённой громовержцу Перуну!
Так и есть... Как же они сюда попали? Ведь каждому, кто в эту священную рощу ступит, смерть грозит. Горе дерзкому! Служители Перуна такого поругания их святыни не допустят. Ничья нога по священному лесу ступать не должна, иначе — разгневается грозный бог и нашлёт страшные бедствия на все племена славянские.
Потому так строго и охраняют служители Перуна священную рощу.