«Ты и мёртвый становишься мне поперёк дороги... Но нет! Ты умер. И всё с твоей смертью кончено. Сумел я побороть тебя живого, справлюсь и с мёртвым, проклятый колдун. Будет Любуша моей! И ждать мне не придётся долго... Зачем мне ждать? Разве отец мой не самый богатый из приильменских старейшин? Разве Велемир, верховный жрец Перуна, не близкий друг моего отца?.. О, погоди, гордая девушка! Посмотрим ещё, кто из нас сильнее!..»
У Вадима быстро созрел план действия. Он нашёл способ покорить гордую Любушу. С ней одной ему только и приходилось бороться. Вадим был вполне уверен в согласии отца. Ни одна семья славянская не отказалась бы принять к себе такую красавицу и умницу, какой была Любуша. Мать, до безумия любившая Вадима, тоже была всецело на его стороне. О старике Простене, бедном родиче, промышлявшем ловлей рыбы, и думать не было нужды. Разве посмеет он отказаться от чести породниться с семьёй богатейшего старейшины?
Итак, всё дело было за Любушей.
Но теперь хитрый Вадим знал, как поступить. Случайно мелькнувшая мысль озарила его ярким светом. Недолго думая, юноша поспешил домой и велел работникам как можно скорее приготовить ему любимого коня.
Не отвечая на расспросы матери, пожелавшей узнать, куда вдруг собрался сын, Вадим рысью умчался из родного селения. Заметили многие, что взял он направление на Перынь. Но зачем он поскакал туда — решительно никто не догадывался.
Проскакав несколько десятков вёрст, Вадим остановился у перынского холма и приказал какому-то жрецу немедленно отвести его к Велемиру.
Все знали старейшинского сына, знали, что отец его дружен с Велемиром, и потому немедленно сообщили верховному жрецу о приезде Вадима.
— Мир тебе, сын мой! — приветствовал юношу Велемир, внимательно вглядываясь в его лицо. — С чем приехал? Верно, что-нибудь особенное привело ко мне? Известно, что молодых к нам, старикам, не затащить и силой!
Проницательный старик ясно увидел в лице Вадима признаки волнения.
— Дело есть к тебе, отец! — кивнул Вадим. — Душу свою хочу открыть и помощи твоей и Перуна просить буду...
— Говори, я рад тебя слушать! — Велемир знаком выслал из горницы всех посторонних.
Когда они остались вдвоём, Вадим с пылкостью начал свою речь. Долго он говорил о чём-то старому жрецу. Тот очень внимательно и серьёзно слушал. Когда юноша замолчал, Велемир погрузился в глубокое раздумье.
— Иди с миром, сын мой, и жди спокойно! — наконец молвил старик. — Иди и надейся... Я готов просить за тебя нашего бога и думаю, что услышит он просьбы своего верного слуги!..
— О, благодарю, благодарю тебя, отец! — обрадовался Вадим.
— Но помни, что ты обязан принести Перуну обильные дары и жертвы. И не забудь также всё, что ты сказал мне. Будь уверен в старом Велемире — я помогу...
Ободрённый, успокоенный, счастливый и уверенный в грядущем успехе, юноша оставил старика.
Долго раздумывал после его ухода старый жрец.
— Да, он когда-нибудь станет родовым князем, — шептал Велемир. — Надо сделать то, что он просит. Тем более, что это совсем не трудно... А если это не удастся, то пускай лучше умрёт эта девушка, чем пойдёт смута в славянских родах.
Призвав к себе одного из младших жрецов, Велемир послал его за Простеном, отцом Любуши.
26. Прерванная свадьба
то говорил старый Велемир отцу Любуши, осталось неизвестным. Только домой Простен вернулся тихий и смущённый... Даже Любуша заметила его смущение и с тревогой поглядывала на отца.
Простен угрюмо молчал, временами вздыхая и почёсывая по своему обыкновению затылок. Очевидно, его тяготила какая-то мысль, но он не знал, как начать тяжёлое объяснение.
Любуша, видя угнетённое состояние любимого отца, не знала что и думать. Посланный Велемира приходил в её отсутствие, и куда уходил Простен, Любуше не было известно.
Однако явно печальный вид отца и на неё нагнал грустное настроение. Она чувствовала приближение некой новой неизбежной беды. И терялась в догадках: откуда нагрянет она?
— Батюшка! — прервала она наконец тягостное молчание. — Что с тобой? Отчего на лице твоём я вижу тайную печаль? Скажи мне, поведай причину... Одни мы с тобой на белом свете. Матушка давно в сырой земле лежит, братья поразбрелись. Только я у тебя и осталась... Почему же ты таишься от меня?
Простен был очень рад, что дочь сама начала тяжёлый для него разговор. А этот разговор, он знал отлично, будет для Любуши очень и очень неприятным... Старик всем сердцем любил дочь, удавшуюся в его умершую красавицу-жену, и огорчать её Простену не хотелось, хотя дело было такое, что в крайнем случае он не задумался бы прибегнуть и к родительской власти, которой дети славян всегда повиновались беспрекословно.