Наконец открылся люк салона. Мадмуазель Бланш вышла на палубу, уверенная, что где-то здесь застанет Владимира.
— На минутку, — сухо сказала она. Она первой спустилась по сходням и сделала несколько шагов по молу. Он шел следом за ней. Она остановилась и подождала его.
— Я хочу, чтобы вы мне ответили на один вопрос как можно откровенней.
Они помолчали. Владимир поймал неприязненный взгляд, устремленный на него, такой же презрительный, как взгляд Элен.
— Это правда, что ваш приятель был вором?
— Почему вы спрашиваете?
— Отвечайте! Не бойтесь! И главное — не старайтесь понять, вы наверняка все поймете неверно. Блини был вором?
— Кольцо было найдено в…
— Это я знаю! Я не спрашиваю, были ли вы его сообщником…
Он молчал, уставившись на какой-то огонек на набережной.
— Вы ничего не хотите мне сказать? — настаивала сиделка.
— Я?
— Да, вы! Впрочем, хватит. Я буду ночевать на яхте. Приготовьте мне койку в салоне.
В салоне были две дополнительные койки, которые днем, как в пульмановских вагонах, откидывались к стене.
Владимир спустился, а девушка осталась в ожидании на палубе. Его удивил донесшийся до него сильный запах эфира. Ему казалось, что он все еще слышит тихие рыдания в каюте Элен.
Вдруг послышался ее голос:
— Это вы?
— Я, — ответил он.
— Где мадмуазель Бланш?
— Сейчас спустится.
Он постелил на матрац простыню. Сиделка бесшумно спустилась и сказала:
— Хорошо, дальше я постелю сама.
Он собирался выйти, но она остановила его.
— Вы собираетесь ночевать на яхте? — спросила она.
— Да, как всегда.
— Нет, не всегда. Вы ведь иногда ночуете на вилле. Вы не могли бы это сделать сегодня?
— Хорошо.
Она говорила так спокойно и властно, что он не мог не подчиниться. Он понял, что должен покинуть яхту, но идти на виллу ему не хотелось.
До часу ночи он оставался у Полита, так как компания молодежи все еще была там и ради них кафе не закрывалось. В этот вечер он наконец заметил, что Лили влюблена в него, но это ничуть его не обрадовало и даже не польстило его самолюбию.
— Вот дура-то! — буркнул он.
Его даже раздражало, когда она обслуживала посетителей, то и дело поглядывая на него и краснея, когда их глаза встречались. Что, собственно, думает она о нем, что привело ее в такое волнение? Что она вообразила?
Выпил он очень много. Это было ему необходимо. Потом оказался на пляже, в полном одиночестве, только чьи-то шаги доносились к нему издалека. Поставленные в ряд кабинки тянулись по всему пляжу. Он попытался открыть одну, другую, наконец добрался до такой, где дверь не была заперта, и улегся там, положив голову на согнутую руку. К трем часам утра, видимо, поднялся ветер, так как ему стало холодно и показалось, что волны плещутся совсем близко от него.
Когда он проснулся, по пляжу расхаживали двое мужчин, подбирая крючками разбросанные бумажки. Они с удивлением смотрели, как он выходит из кабины, в мятых брюках, с всклокоченными волосами.
Его вдруг поразила мысль, что Блини, возможно, вынужден тоже спать где-то в случайно обретенном убежище. Им чуть было не пришлось так провести ночь однажды зимой в Берлине, но в тот вечер нашелся соотечественник, который привел их к себе на склад, забитый велосипедами.
Когда он оказался возле кафе Полита, тот был уже на ногах и смотрел на него с заметным любопытством.
— Уже встали? Вы были на вилле?
Он не ответил. Сиделка тоже была уже одета и собиралась в путь. Она ждала Владимира на палубе и пошла ему навстречу.
— Вы были в «Мимозах»?
— Нет!
— Где же вы провели ночь?
— Вот там. — Он указал на пляж. Она бросила на него какой-то странный взгляд и вздохнула.
— Послушайте. Вы должны присматривать за Элен. Не могу вам раскрыть, в чем дело, но лучше бы она не уходила куда-то далеко от яхты…
— Она спит сейчас?
— Да, спит! Не будите ее. Я скоро к ней вернусь. И она пошла прочь ровным шагом, как человек, идущий на работу.
Глава 7
Он спустился в салон, чтобы навести там порядок, и машинально присел на краешек койки, на которой ночью спала сиделка. Подушка была еще примята ее головой, и Владимир ясно представил себе темные волосы мадмуазель Бланш на фоне белой наволочки и ее лицо, сохранившее даже во сне суровое выражение.
Он открыл иллюминатор, чтобы освежить затхлый воздух салона. Потом вздохнул, встал, сложил простыню и одеяло, но его не оставляла мысль, что чуть раньше девушка одевалась здесь.
Мысль об Элен, спавшей в своей каюте, волновала его, а простыни мадмуазель Бланш вызывали в нем смутное отвращение. Но почему?
Владимир чувствовал себя усталым. Он еще не успел побриться, и щетина на лице его сильно отросла.
Он снова уселся, посмотрел по сторонам, стараясь догадаться, почему вчера вечером Элен, всегда отлично владевшая собой, дошла до того, что всхлипывала и стонала на глазах у этой чужой женщины. Шаги за дверью заставили его вздрогнуть. Дверь открылась, Элен взглянула на него и отшатнулась.
— Вы здесь! — воскликнула она.
Элен, вероятно, решила, что в салоне находится сиделка, так как пришла туда в ночной рубашке, даже не пригладив волосы. На минуту она вернулась к себе в каюту и вышла оттуда уже наспех причесанной и в халате.
Владимир впервые видел ее такой, и ему казалось, что вокруг нее еще витают ночные запахи.
Подобно своей матери, подобно Жожо, подобно Эдне, она сунула босые ноги в шлепанцы и, открыв стенной шкаф, достала оттуда бутылку минеральной воды.