Я снял трубку, и буквально через несколько минут потерпевший, известный в то время киноартист, сидел перед, моим письменным столом.
— Скажите, кому принадлежат эти серьги? — задал я свой первый вопрос.
— Моей жене.
— Как они к ней попали?
— Мой шурин, который живет в Мюнхене, преподнес ей их в подарок. Если потребуется, я представлю официальный документ, подтверждающий, что серьги привезены из Мюнхена.
— Где находится сейчас ваша жена?
— На работе.
— Вот телефон, позвоните ей, пожалуйста.
Потерпевший начал было набирать номер, но я остановил его:
— Подождите минутку. — Я нажал кнопку звонка три раза. Вошел Бордаш.
— Будь так любезен, сядь в машину, поезжай по этому адресу, попроси спуститься жену потерпевшего, фамилию ты знаешь, и привези ее сюда, в управление. С ее согласия, разумеется. По дороге, кстати, загляните к ней домой, чтобы прихватить с собой ее паспорт и гарантийный документ вот на эти безделушки происхождением из Мюнхена.
Бордаш, понимая, о чем идет речь, обернулся необычайно скоро. Не прошло и часа, как упомянутая выше дама в его сопровождении вошла в мой кабинет.
Дама отнюдь не нервничала, напротив, казалась слишком уверенной в себе.
— Скажите, уважаемая, где вы купили серьги, которые у вас похитили взломщики?
— Я получила их в подарок в день моего рождения от старшего брата. Этот день пришелся на то время, когда я была у него в гостях. Он живет в Западной Германии.
— А ваш брат, где он купил эти драгоценности?
— У одного господина, тоже в Мюнхене.
— Вы сами видели этого господина?
— Да, видела.
— Он говорил по-венгерски?
— Нет, по-немецки.
— Попробуйте описать его внешность.
— На вид лет тридцати восьми или сорока. Довольно высокого роста. Но ничего особенно примечательного я не заметила.
— Смогли бы вы его опознать при встрече?
— Безусловно.
Я внимательно осмотрел паспорт, затем свидетельство о купле бриллиантовых серег со штемпелем «Мюнхен, Городская торговая биржа».
— Прошу извинить за беспокойство, — сказал я, вставая и провожая супружескую пару к двери.
— Что вы! Напротив, мы вам благодарны, — сказала жена артиста. — Я так рада, что они нашлись. Очень дорогая вещь, а для меня вдвойне, ведь я получила их от брата на память.
— К сожалению, ваши серьги вернуть вам пока не могу. Но после осмотра и прочих формальностей вы непременно их получите.
— Главное, что они нашлись, — со вздохом облегчения произнесла дама. — А остальное не так уж важно.
Все говорило за то, что мы сделаем шаг вперед на пути к развязке, и вот опять мы вернулись в управление, и мне нужно было хоть что-то сказать своим сотрудникам, собравшимся у меня в комнате.
— Как видите, фортуна и теперь не повернулась к нам лицом.
— Не беда, — утешил меня Козма. — Ведь ты обычно говоришь: «Время работает на нас».
— Работает, гм-гм… — хмыкнул Бордаш. — Ладно, подождем, ведь мы еще молоды.
— Перестань, Бордаш. Вот если бы этот Ференц Коллер оказался не под Франкфуртом, а чуть-чуть поближе к нам…
— И что было бы тогда? — спросил Козма.
— Во всяком случае, мы смогли бы провести с ним часок в приятной беседе.
— А если он не замешан в этом деле?
— Тогда отпал бы хотя бы один из подозреваемых в убийстве Кочишне… Генерал все чаще справляется, как идут дела. Что я ему скажу?
— То, что есть, — решительно отрезал Бордаш. — Прекратить дело за отсутствием обвиняемых чего проще. Ведь Кочишне тоже принадлежала к этому семейному «деревцу» — вот смотрите, даже бумага пожелтела. А если так, напрасно мы будем искать убийцу на других его ветвях. Как говорится, следствие зашло в тупик.
— Неправда! Не забывай, что о принадлежности Кочишне к этому семейству известно только нам. Ни она, ни они этого не знали! — Козма со всей страстью молодости ринулся в назревавший спор. Но допустить дискуссию не имело никакого смысла.
— Не забывайте о том, что в нашей папке лежат прекрасно снятые отпечатки пальцев на месте преступления! — утихомирил я спорщиков. — Именно они и решат все дело. Эти отпечатки ясно скажут нам, кто именно убил «американскую вдову».
— Но когда это произойдет? — Бордаш вздохнул.
— Когда на нашей улице появятся заграничные родственнички. Вот тогда можно будет говорить о тупике. Только о другом, о том, в который они сами себя загонят.
— Что же, значит, будем ждать дальше! — Бордаш наконец сдался.. — Все имеет свой конец. А мы действительно, какие еще наши годы-то? Мальчишки…